— Да, ты правильно рассуждаешь, — согласился Таграт. — То, что сейчас Экэчо хочет казаться другим человеком, просто хитрость лисы. Но, как лиса ни бывает хитра, рано или поздно человек ее разгадает... А Тавылю с ним, правда, жить больше нельзя.
— Нет, нет, сына у него больше оставлять не следует, — поддержал Таграта Виктор Сергеевич. — Есть у меня план: пусть пока мальчик поживет в моей семье, а ты тем временем пошлешь кого-нибудь в Айгунскую тундру, — кажется, туда ушла мать Тавыля от своего мужа. Так вот, пригласи жену Экэчо сюда, дадим ей если не дом, то комнату, и пусть они с сыном живут тихо и мирно. А от Экэчо мы уж сумеем их защитить.
— Хорошо придумал, очень хорошо! — одобрил Таграт, с особенным удовольствием затягиваясь из трубки.
А Тавыль тем временем в кругу друзей повеселел и согласился пойти с ними погулять. Вечер был тихий, морозный. Высоко в небе загадочно перемигивались звезды.
И вдруг, словно выброшенная кем-то из-за горизонта, по небу стремительно развернулась разноцветная лента.
Верхний край ленты был ровный, нижний — изорванный, с мерцающими разноцветными нитями. Фиолетовые, синие, розовые, красные, зеленые, желтые огни переливались, потухали, зажигались снова. Порой лента раздваивалась, образуя два, три, а потом и до десятка ярусов. Закрутившись в гигантскую спираль, лента стремительно стала вращаться на одном месте и вскоре превратилась в огнедышащий столб, по которому пробегали светящиеся всеми цветами радуги поперечные лучи.
Так длилось минуту-другую, а затем столб стал выцветать, и вскоре на его месте остался лишь редкий серебристый туман, похожий на длинное прозрачное облачко. Небо стало сразу скучным, будничным. Не верилось, что всего минуту назад на нем был праздник красок.
Но вот в разных частях неба начали то вспыхивать, то гаснуть розовые пятна.
Пятна вырастали и наконец вылились в огромное огненное кольцо, опоясавшее небо почти у самого горизонта. Местами кольцо выцветало, совсем обрывалось, но затем снова смыкалось, мерцая многоцветными лучами.
Затаив дыхание друзья с восхищением наблюдали за причудливой игрой красок и света.
Долго любовались мальчики волшебной красотой северного сияния.
Но вот их позвали спать.
Тавыль ушел ночевать к Пете...
...Через несколько недель в поселок Рэн приехала мать Тавыля, пожилая женщина с худым задумчивым лицом. Ей дали комнату в доме отца Эттая и включили в колхозную бригаду женщин-швей, мастериц по пошивке меховой одежды.
А Тавыль избегал встречаться с отцом. Только с возвращением матери он по-настоящему понял, как далек от него отец.
И все же Тавыль не хотел верить, что его отец — вор. Слишком страшным позором считается воровство у его народа.
Не раз Тавыль тщательнейшим образом осматривал полозья нарт других охотников и радовался, если ему казалось, что у какой-нибудь нарты один полоз хоть немножко шире другого.
«Может, у кого-нибудь из комсомольской бригады тоже такая нарта? Может, отец просто в тот вечер копылья перетягивал?— думал Тавыль, стараясь заглушить в себе мучившее его подозрение. — А может, отец побоялся, как бы его зря не обвинили? Это же очень страшно, если тебе вдруг скажут: «Вор!»
А Экэчо с нетерпением ждал весны, все чаще и чаще поглядывая в сторону ледяной границы, за которой начиналась чужая земля, где жил его брат, шаман Мэнгылю.
"ДРАКОН" ПРОДАЕТ СВОЮ ДУШУ
Запершись у себя в кабинете, Кэмби долго ходил по огромному ковру из угла в угол. Порой он останавливался и, глядя куда-то через окно, беззвучно шевелил губами: Кэмби мучительно думал. А задуматься ему было над чем. Несколько дней назад господа из Федерального бюро расследований вызвали его в Ном и довольно долго беседовали с ним. Их было двое. Один из них — мистер Скотт, высокий, тучный господин с редкими волосами, причесанными на косой пробор; другой — мистер Маккинг, в противоположность мистеру Скотту, маленький, юркий, с острыми, глубоко сидящими глазами.
Они вежливо пригласили Кэмби сесть и несколько минут участливо расспрашивали его о хозяйственных делах. При этом они проявили такую осведомленность в мельчайших деталях повседневной жизни Кэмби, что тому пришлось только удивляться.