Кэмби все быстрее шагал по мягкому ковру, но так и не мог принять решение: ему жаль было отказаться от выгодного предложения и страшно было думать о возможных последствиях.
Только под утро Кэмби наконец лег спать, приняв твердое решение направить свою жизнь по тому руслу, которое указали ему господа из Федерального бюро.
ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ
С приходом весеннего солнца пришел к эскимосам Аляски большой голод. Люди вповалку лежали в своих хижинах, умирали, и порой некому было хоронить мертвых. Похоронный плач стоял над эскимосскими селениями.
И вот однажды в сопровождении мистера Кэмби в поселок Кэймид явились белолицые люди. Они переходили из хижины в хижину, осматривали людей и, отобрав по нескольку человек, вталкивали их в черную машину и куда-то увозили.
Никто из эскимосов не знал, куда увозят их сородичей. По словам мистера Кэмби выходило, что эскимосов увозят лечиться в госпиталь. «Но почему же тогда в черную машину отбирали тех, кто был здоровее других, и почему никто из них уже домой не возвращался?» — спрашивали эскимосы.
Не знали они, что их сородичей увозят в дом смерти, упрятанный между сопками, за колючей проволокой, что над ними в этом доме проводят страшные «научные» опыты не для того, чтобы лечить людей, а для того, чтобы их умерщвлять.
Однажды в Кэймид снова явилась группа незнакомых людей. Среди них обращал на себя внимание один маленький человек с лысым черепом и длинными верхними зубами, которые он тщетно пытался прикрыть тонкой бескровной губой. Человек этот не был похож на белолицего, но он также не был похож на эскимоса, чукчу или индейца. Узкие раскосые, глаза его за толстыми стеклами очков были холодные, равнодушные.
Кэмби водил незнакомцев по хижинам. Недоверчиво, почти открыто враждебно встречали непрошеных гостей эскимосы.
— Какой страшный образ жизни! — промолвил один из белолицых, зажимая свой тонкий горбатый нос. — Я удивляюсь, как эти... — он запнулся, затрудняясь назвать эскимосов людьми, — как эти существа ходят в вертикальном положении: ходить бы им на четвереньках.
Внимательно посмотрев на голого по пояс юношу, чинившего собачью упряжь, он добавил, обращаясь к Кэмби:
— Попробуйте доказать этому молодому человеку, что он серьезно болен и что ему надо лечиться. Что-то уж очень красными мне кажутся его глаза, — пошутил он и направился вон из хижины.
Следующей была хижина чукчи Таичи.
Когда глаза Кэмби снова привыкли к мраку, он неожиданно заметил в углу накрытого рваными шкурами Гоомо. Лицо его было настолько худым, что Кэмби на минуту усомнился: «Да Гоомо ли это?»
Таичи с беспокойством посмотрел на пришельцев, попытался убавить огонь жирника, чтобы в хижине стало еще темнее.
— Гоомо, это ты, что ли? — изумленно спросил Кэмби.
Гоомо в ответ тихо застонал и повернулся лицом к стене.
— Долго в море носило Гоомо, очень долго, — неохотно пояснил Таичи. — Нерп бил Гоомо, лед колол. Так жил Гоомо. Его далеко от нашего поселка на берег выбросило. Истощенным к чужим людям попал Гоомо. Пока домой добрался, совсем больным стал. Ничего не пьет, ничего не ест Гоомо.
— Вот и хорошо. Его как раз мы и станем лечить, — сказал Кэмби.
— Этот пока не годится, — бросил ему горбоносый.
После осмотра эскимосских хижин пришельцы снова погрузили в черную машину пять человек. И опять это были самые здоровые люди поселка.
— Ну, так когда мы еще будем выбирать этих... как их назвать... больных? — спросил Кэмби, искоса поглядывая на человека с желтым лицом и раскосыми глазами.
— Мы этот материал называли «бревнами», — неожиданно высоким голосом, смакуя каждое слово, раздельно произнес желтолицый. — Рекомендую этот термин, очень рекомендую... А потом, сообщите мне, пожалуйста: сколько в этом поселке проживает чукчей? Сопротивляемость их организма нас интересует особо.
Кэмби перечислил имена чукчей. Упомянул он всех, и малых и старых, умышленно не назвал лишь Чумкеля, лучшего пастуха своего стада оленей.
...А Чумкель, оборванный и голодный, бродил в это время далеко в тундре, пася чужих оленей. Нутэскина и Чочоя пастух Чумкель считал погибшими. Не знал он еще и о возвращении Гоомо. Тоскливо было у него на сердце. Перегнав стадо с одного места на другое, он ставил палатку, разжигал костер, закуривал трубку и долго сидел молча, стараясь ни о чем не думать. Иногда ему хотелось заглянуть в поселок, чтобы хоть один раз за несколько месяцев поговорить с людьми, поспать в яранге. Не знал Чумкель, насколько опасно было появляться ему в поселке Кэймид с тех пор, как туда стала приезжать черная машина.