Призывно зазвучали пионерские горны, ударили барабаны. Пионеры прошли по залу и выстроились.
Чочой закрыл глаза и опять принялся мысленно читать торжественное обещание, где-то в глубине души прислушиваясь к каждому его слову.
А Тавыль, чувствуя, что в жизни его наступает что-то огромное и необычайное, вдруг стал как-то по-особенному спокойным, торжественным.
И вот Чочой и Тавыль перед строем.
— «Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, торжественно обещаю...» — звонко и уверенно звучат слова пионерской присяги.
Клятва дана. Старшая пионервожатая Нина Ивановна повязала мальчикам красные галстуки.
Сбылась заветная мечта Чочоя. Ему так хотелось иметь пионерский галстук! Теперь-то он хорошо знал, что значит пионерский галстук!
Как только Чочой и Тавыль стали в строй, послышался звонкий голос старшей пионервожатой:
— Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!
— Всегда готовы! — дружно ответили пионеры.
Сияет на небе яркое солнце. Трепещут на ветру красные флаги. Громко звучит с трибуны голос Виктора Сергеевича Железнова:
— Те из нас, у кого уже седые волосы, хорошо помнят американского купца Кэмби. Разве не у тебя, Аймын, он насильно увел единственную дочь? — обратился директор школы к старику, стоявшему в первых рядах. — Разве не у тебя, Кэргыль, он украл сына? Разве не тебя, Тынэт, он лишил отца еще раньше того, как успел ты появиться на свет? Разве не у тебя, Вияль, он отнял брата и сестру?.. Вот кого хотят американцы опять посадить на землю нашу. Они хотят, чтобы сюда снова вернулся Кэмби, они хотят, чтобы сюда снова вернулся злобный шаман Мэнгылю, они хотят, чтобы сюда снова вернулись голод, болезни, они хотят, чтобы сюда смерть вернулась! Как знать, может, и сам Кэмби, если он еще живой, со звериной злобой смотрит на наш берег и ждет случая, чтобы снова сюда вернуться. Нам хорошо известно: об этом думают многие богачи-американцы. Только никогда не сбудутся их мечты! Пусть они нас пугают — нас невозможно запугать. У нас сердце не трусливого зайца, у нас сердце не пугливого оленя. Смерть найдет враг, если пойдет на нас!
Не успел Виктор Сергеевич кончить, как люди сдвинулись плотней у трибуны, громко выкрикивая отдельные фразы из его речи:
— Не запугают!
— Найдут смерть!
— Пусть захлебнется волк в своей бешеной пене! — грозно неслось со всех сторон.
Смуглые лица юношей и мужчин были суровы, решительны.
Следующим за директором школы выступил тот самый старик Аймын, к которому обращался во время своей речи Виктор Сергеевич. Поднялся он на трибуну степенно, с чувством собственного достоинства, снял с головы легкий весенний малахай, украшенный зеленой пушистой кисточкой, внимательно осмотрел притихших людей. Испещренное густой сеткой морщин, его крупное лицо с подслеповатыми глазами, с редкой белой бородкой было сурово.
— Решил и я сказать свое слово на нашем празднике Первого мая, — негромко начал он. — Учитель словами своими зажег во мне великий гнев, который все время горячими угольками где-то здесь, под сердцем, теплился. — Аймын медленным жестом приложил руку к груди. — И хорошо сделал учитель! — вдруг повысил голос Аймын. — Очень хорошо сделал. Кто из нас американца Кэмби помнит, кто из нас шамана Мэнгылю помнит, у того, конечно, как и у меня, эти горячие угли гнева под сердцем не потухают. И вот, пока Кэмби по земле ходит, пока такие люди, как Кэмби, по земле ходят, — нельзя, чтобы эти угли у нас под сердцем, как под золой, потухли! Вот посмотрите туда, на тот скалистый обрыв у моря! — Аймын стремительно выбросил руку, указывая на скалистый берег километрах в двух от поселка. — Когда Кэмби украл мою дочь, убежала она от него и бросилась с того высокого камня прямо в море. Напрасно Кэмби думает, что я забыл об этом. Напрасно Кэмби думает, что Аймын, как это раньше бывало, при встрече с ним лишь втянет голову в плечи. Аймын стар, но, если Кэмби вздумает прийти на нашу землю с оружием в руках, Аймын схватит Кэмби, как паршивую собаку, и сбросит его вон с того обрыва, с которого бросилась в воду моя дочь!
Никто не ожидал такой горячей речи от старика, который никогда не выступал на собраниях.
Пионерский отряд стоял у трибуны строем. Все ребята знали, что перед народом должен выступить Чочой.
— Ты, знаешь, громким голосом говори! — подтолкнул в бок Чочоя Кэукай и, набрав полные легкие воздуха, солидно откашлялся, словно собирался говорить сам.
Чочой нет-нет да и заглядывал в бумажку, стараясь запомнить слова своего выступления.