— Эх, ты, а говорил, что она пугливая, как дикий олень! Показать им, что ли, как на руках ходят?
— Показать, конечно, показать! — горячо поддержал Петю Кэукай.
Соня ему очень понравилась, и сейчас он ругал себя за то, что до сих пор не выучился у Пети ходить на руках и не может изумить русскую девочку своей ловкостью.
И тут Кэукай вспомнил, что никто из всего класса не умеет лучше него делать пятерной прыжок[12] с места. И только он об этом успел подумать, как Петя дернул его за рукав и сказал:
— Я похожу на руках, а ты покажи свой пятерной...
Кэукай посмотрел на друга с благодарностью:
— Хорошо, что ты вспомнил об этом!
Эттай стоял чуть в стороне и, усиленно вращая носком растоптанного торбаза, не отрывал от Кэукая невеселых глаз.
— А ты, Эттай, покажешь девчон... то есть, — запнулся Петя, — девочкам, как мечешь аркан.
Грустное лицо Эттая мгновенно просветлело.
А Соня и Кааля, обнявшись так, как это могут делать только девочки, терпеливо ждали, когда же наконец мальчики начнут демонстрировать перед ними свою ловкость.
РАЗБИТАЯ ТРУБКА
Пять дней носило Экэчо в море на льдине, пока не подобрал его пограничный катер.
Истощенного и окоченевшего Экэчо положили в поселковую больницу. Долго он лежал с закрытыми глазами, пока не почувствовал, что кто-то взял его за руку. Экэчо открыл глаза. Перед ним сидел полный человек в белом халате с чисто выбритой головой. «Это, кажется, новый доктор, который с парохода сошел», — подумал Экэчо, разглядывая добродушное лицо человека с темно-серыми глазами за толстыми стеклами очков.
— Ну что, ожил? — улыбнулся человек в халате. — Меня зовут Степан Иванович, а можно просто — Морозов, товарищ Морозов, а еще проще—врач, или, как еще говорят, доктор.
Экэчо изобразил на своем лице некое подобие улыбки, замотал головой: дескать, не понимаю, хотя отлично понял, что говорил ему доктор.
— Не понимаешь? Вот досада какая! — вздохнул Степан Иванович. — Ну ничего, мы с тобой договоримся.
Кухлянка с Экэчо уже была снята. Доктор взял стетоскоп и принялся его выслушивать.
— Так, так... Хорошо... — время от времени приговаривал он, поворачивая пациента с одного бока на другой.
Экэчо морщился, но, однако, не сопротивлялся: чувствовал он себя довольно скверно и надеялся, что врач поможет. «Вот уже каким ты стал: радуешься, что к доктору попал, — невесело подумал о себе Экэчо, но тут же поспешил оправдать себя: — Что ж поделать, если меня притащили к нему! Где шамана теперь взять? Перевелись шаманы на чукотской земле. А Мэнгылю далеко... Однако больше я никогда Мэнгылю не увижу...»
— Ну, ничего страшного нет! — весело сказал доктор. — Истощен немножко. Но мы тебя здесь подкормим. Только сначала понемножку есть будешь, совсем понемножку. Ты уж не обижайся, — попросил Степан Иванович, нисколько не смущаясь тем, что больной, как казалось ему, совсем не понимает русских слов.
Озабоченно почесав мизинцем лысину, доктор энергичной походкой вышел из палаты.
Через три дня Экэчо выпустили из больницы. Он знал, что с ним будут серьезно разговаривать в правлении колхоза, и уже сочинил историю, как он выехал в море перед рассветом, чтобы поохотиться немножко, всего лишь до утра, и как раздавило его байдару и ему пришлось плавать на льдине в море.
Но Экэчо ошибся, полагая, что ему придется разговаривать только с членами правления. Отправившись в правление колхоза, он за углом одного из строящихся домов повстречался с комсоргом Тынэтом.
— А, вот хорошо, что я тебя увидел, — тоном, не обещающим ничего доброго, сказал Тынэт.
Экэчо окинул его неприязненным взглядом с ног до головы и, потянувшись к трубке, ответил:
— А я не очень рад встрече с тобой. Можно было бы нам и разойтись спокойно.
— Из-за тебя я два дня с четырьмя комсомольцами на вельботе по морю лазил, известно ли тебе это? Два дня! Понимаешь ты или нет?
— А зачем тебе так нужны были эти два дня? Невесту за эти два дня у тебя украли — так, что ли? — усмехнулся Экэчо, протягивая Тынэту трубку.
Тынэт схватил трубку Экэчо и в запальчивости бросил ее в стену дома. Трубка раскололась, а медная чашечка отскочила в сторону, рассыпав по земле дымящийся табак.
— Ты... ты что это сделал?! — задохнулся Экэчо.
— Я злой, сильно злой на тебя! — закричал Тынэт. — Я поколотить хотел тебя! Ты украл два дня у меня и моих товарищей!
— О, ты полоумный человек! Знаешь ли ты, что эта трубка в руках уже четвертого колена рода моего?..
Экэчо поднес к глазам обломки трубки. Редкая бородка его дрожала, рот нервно подергивался.
12