Но добрым Экэчо бывал недолго. Почти всегда после хороших слов он начинал говорить сыну такое, что пугало мальчика.
— Ты уже большим становишься, Тавыль, — говорил Экэчо, мрачно посасывая трубку. — Ты уже разбираться должен, кто твой враг и кто твой друг. Ты чукча, Тавыль, ты знать должен древний закон прадедов наших — закон родовой мести. Ты знать должен, что у меня с Тагратом вражда многолетняя, поэтому не может сын его быть другом твоим. Так говорит древний закон родовой мести...
Чем дальше вел свою беседу Экэчо, тем тяжелее становилось Тавылю. Лицо его хмурилось, иногда на глазах навертывались слезы.
И, как только Экэчо замечал перемену в настроении сына, начиналась буря. Тавыль знал: в такие минуты отец может страшно обидеть его, даже избить.
И вот сейчас, когда Экэчо изорвал тетрадь, обругал его плохими словами, Тавыль невольно потянулся к школе — туда, где чаще всего он находил успокоение.
Побродив по коридору, он заглянул в полуоткрытую дверь учительской, затем в свой класс. Через плечо у него висела засаленная сумка с книгами и тетрадями.
«Перепишу все из порванной тетради в новую, — подумал Тавыль, всхлипывая, — а там, быть может, Нина Ивановна зайдет. Тогда, я знаю, она сама заговорит со мной, и я все-все расскажу ей».
Положив голову на руки, Тавыль долго сидел неподвижно, снова и снова обдумывая, что же он скажет своей учительнице.
«И про Кэукая скажу тоже, — думал он. — Скажу, что ошибся я и потому плохое наговорил на него».
Одна мысль за другой проносились в голове Тавыля. Постепенно мысли стали путаться, расплываться: Тавыль погружался в сон. Во сне мальчик видел, как подошла к нему Нина Ивановна, как ласково прикоснулась к его голове, заглянула ему в лицо. И тогда Тавыль, схватив ее за руки и не стесняясь слез, стал быстро-быстро говорить ей обо всем, что накипело у него на душе. Нина Ивановна слушала очень внимательно, и по глазам ее Тавыль видел, как она жалеет и любит его...
Долго Эттай искал Нину Ивановну, сходил к ней на квартиру, побывал в учительской и наконец решил заглянуть в свой класс.
Увидев уснувшего за партой Тавыля, Эттай удивился, хотел было разбудить его, по тут вспомнил, что грозился обрезать ему косички.
Недолго думая Эттай на цыпочках вышел из класса и сломя голову побежал домой за ножницами. Когда он вернулся в школу, Тавыль все еще спал. Осторожно подкравшись к Тавылю сзади, Эттай взял одну из его косичек и хладнокровно обрезал ее. Тавыль поморщился, почесал то место, где только что была косичка, и снова успокоился. Закусив язык, как это всегда бывало с ним, когда он что-нибудь резал ножницами, Эттай так же хладнокровно обрезал вторую косичку.
— Всё, — пробормотал он, засовывая косички Тавыля к себе в карман.
Краснощекое озорное лицо его выражало торжество.
И вдруг Эттай услыхал, что Тавыль во сне всхлипывает. «Наверное, что-то плохое приснилось ему», — решил Эттай. И тут же задумался: «Почему Тавыль сейчас здесь, в школе, спит за партой? А может, его отец прогнал из дому? Может, опять обидел?»
Эттаю так стало жаль Тавыля, что он вытащил из кармана косички, с невеселым видом покрутил их в руках и, словно убедившись, что уже никакими способами не возможно их водворить на прежнее место, тяжело вздохнул.
А Тавыль между тем продолжал всхлипывать. Худенькие плечи его вздрагивали. Что-то горестное, подавленное было в эту минуту в его щуплой фигурке.
«Ай, лучше б я себе уши обрезал, чем косички эти!» — подумал Эттай и осторожно, с каким-то особенным чувством нежности к обиженному им товарищу погладил Тавыля по голове и на цыпочках вышел из класса.
На пороге школы Эттай встретил наконец свою учительницу.
— Нина Ивановна! Это я, я все наделал! — быстро заговорил Эттай. — Это я печку развалил, помочь хотел... Всегда у меня получается не так, как хочу!
— Успокойся, Эттай! Войдем в школу, там все мне расскажешь,— мягко сказала Нина Ивановна.
— Не хочу я в школу, там Тавыль!.. Нина Ивановна, пойдите в наш класс, там Тавыль спит и чего-то во сне плачет. Мне так жалко его! Пойдите, пожалейте его... У него сейчас нет мамы, а отец злой очень...
— В классе спит Тавыль? — удивилась Нина Ивановна.
Взволнованный тон Эттая, его рассказ о Тавыле встревожили ее.
— Да, да, он в классе за партой спит. Идите к нему. А я приду завтра. Буду думать, что сказать вам, всю ночь думать буду...
— Ну-ну, ладно, Эттай. Я сейчас пойду к Тавылю, а ты иди домой, только всю ночь тебе думать не надо.
Когда учительница ушла, Эттай глубоко вздохнул и подумал: «Ну ничего. Хорошо, что я встретил Нину Ивановну. Она пожалеет Тавыля... она обязательно его пожалеет... А про косички я потом... я завтра все расскажу».