— А вот еще подарок! — сказал Кэукай, вытаскивая из нерпичьего мешка капканы. — В вашем стойбище четырнадцать мужчин. Вот я четырнадцать капканов и привез — каждому мужчине по капкану. Это счастливые капканы — удача вам в охоте будет. Берите, пожалуйста.
Оленеводы со смехом и шутками принимали капканы, щелкали ими, расхваливали их.
— А у меня вот какой подарок... — засуетился у своего мешка Эттай. — В наш магазин хорошие напильники привезли пароходом. Вот, берите четырнадцать напильников, каждому мужчине по напильнику. Будете точить свои ножи, топоры и скребки для выделки шкур.
— Ай, вот это гости, какие добрые гости! — воскликнул Вальфо, пробуя напильник на своем ноже.
Тотчас и все остальные оленеводы вытащили из своих чехлов ножи и принялись пробовать напильники.
— Женщины! — громко воскликнул Вальфо, заталкивая в длинный кожаный чехол нож с резной рукояткой из оленьего рога. — Принесите гостям ответные подарки: принесите им красивые камусы — каждому на пару торбазов и на рукавицы.
Женщины с готовностью принялись шарить в своих вещевых мешках, выбирая самые красивые камусы.
Попив в дорогу чаю, мальчики решили еще раз поговорить с Тавылем, но его и след простыл.
— Ну что же, поедем, — нахмурился Петя. — Если не мы, так кто-нибудь другой его привезет. Я знаю, Тавыль очень хочет в школу...
— Конечно, хочет, — согласился Кэукай.
Торопясь к вечеру вернуться домой, «великие путешественники» тронулись в путь.
Тавыль так и не показался им на глаза. Друзья не заметили, как, глотая слезы, он наблюдал за уходящей нартой. Ему хотелось закричать им вдогонку: «Остановитесь! Подождите, я поеду с вами!» Но кто-то другой, упрямый и обиженный, шептал ему: «Пусть, пусть едут, обойдусь и без них. Ни за что не поеду с ними!..»
На другой день Тавыля привез домой Вальфо.
Экэчо окинул прибывших мрачным взглядом и спросил недовольно:
— Зачем приехали, кто вас просил?
Прямо глядя в глаза Экэчо, Вальфо негромко, сдерживая раздражение, ответил:
— Ты меня не просил — это верно, зато я тебя попрошу: больше сына ко мне не привози. Его место в школе, а пастухов в нашей бригаде достаточно. Мальчику нужно учиться. Понятно ли тебе, о чем я говорю?
Экэчо с минуту смотрел на Вальфо и вдруг закричал:
— И ты, и ты туда же?! Убирайся из моего жилища, глазам моим противно тебя видеть!
Вальфо спокойно набил огромную трубку табаком, прикурил и с достоинством вышел из яранги.
Уже на следующий день Тавыль прибежал в школу. Он сразу заметил, что Петя, Кэукай и Эттай обрадовались его возвращению, но ничем не ответил на их радость. На переменах Тавыль старательно избегал встречаться с ними, а мальчики особенно и не стремились к этому. Но Тавыль хорошо видел, что и Петя и Кэукай строго следят за тем, чтобы школьники не смеялись над его обрезанными косичками, и что-то теплое, доброе согрело его сердце.
После уроков Тавыль заметил группу одноклассников возле колхозного питомника ездовых собак.
— Эй, Тавыль, иди-ка сюда! — крикнул кто-то из них.
Тавыль подошел к ребятам. В это время заведующий питомником старик Кумчу открыл дверь теплого дощатого сарая, в котором размещалось больше сотни кормушек для собак.
Мальчики вошли в просторное отделение и увидели около тридцати породистых щенят. Толстые, неуклюжие, они барахтались в своих кормушках. У Тавыля от восхищения заблестели глаза.
— Вступай в нашу шефскую бригаду, — предложил Кэукай Тавылю. — Будем вместе ухаживать за этими щенками. Ты же очень любишь собак!
— Сколько их здесь! — с восторгом воскликнул Тавыль, не отвечая на предложение Кэукая.
Схватив одного из щенков, Тавыль прижал его к своему лицу.
— Ну как, будешь в нашей бригаде? — спросил Кэукай.
— Если возьмете, то буду, — наконец ответил Тавыль и погнался за пестрым лопоухим щенком. — У, какие лапы! У него лапы, как у медведя, огромные! Си-и-ильный будет пес! — с видом знатока говорил Тавыль, приглашая ребят посмотреть на лапы щенка.
— Нина Ивановна идет! — крикнул кто-то из ребят.
Тавыль быстро обернулся к двери и увидел свою учительницу.
— И Тавыль здесь? Вот хорошо! Мне ребята сказали, что ты очень любишь собак. Верно ли это?
— Да, ребята правду сказали! — глубоко, с каким-то огромным чувством облегчения вздохнул Тавыль и подумал: «Нет, теперь ни за что не уеду отсюда! От мальчиков этих не уеду, от Нины Ивановны не уеду...»
ЖЕНЩИНА-ОХОТНИК
Зима утвердилась прочно. Прибитый ветрами снег окаменел. Солнце уже не показывалось: наступила полярная ночь. Только часа на три загоралось огненное замкнутое кольцо на горизонте. Краски его были и яркими и в то же время очень мягкими. У вершин сопок и у огромных ледяных морских торосов полыхал густой темно-красный сумрак. Выше них краски постепенно светлели, переходя в красный, а затем бледно-розовый цвет, неуловимо растворявшийся в холодной синеве неба. А само небо не казалось бездонным, как летом. Теперь холодная синева его напоминала тончайшее стекло опрокинутой кверху дном огромной чаши, по краям расписанной чистейшим пламенем нежно-ярких красок. И, когда трещал на реках и озерах лед, чудилось, что вот-вот расколется и небесная чаша, осыпаясь на землю звенящими осколками. По мере того как гасло кольцо зари, стужа становилась все злее.