— Да-да, будьте нашими хорошими помощниками. — Пограничник-чукча встал. — Побеседовали бы с вами еще, да некогда...
— Постойте, постойте! — заторопился Кэукай. — А вот как мне быть? Там, на Аляске, у меня родные есть, братишка есть...
— Родные? Братишка?.. — удивились пограничники.
— Да-да, и у Тынэта, комсорга нашего, отец там, — подтвердил Кэукай и принялся объяснять, почему все это так получилось.
— Да-да... Дело это очень сложное, — задумчиво сказал русский, выслушав Кэукая.
— А нельзя ли туда как-нибудь проникнуть и забрать их? — Эттай хитро скосил глаза в сторону Аляски.
— Нет. Этого сделать нельзя, — сказал пограничник-чукча.— Советские люди на чужую землю не лезут.
— Эх, вот бежали бы они к нам сами! — Кэукай повернулся в сторону пролива.
— Ну, а если бы они бежали сюда, тогда, конечно, мы порадовались бы вместе с вами, — промолвил русский. — Советские люди друзей всегда приютят...
Долго мальчики провожали глазами пограничников, пока они окончательно не скрылись из виду.
— Ну что ж! Давайте теперь играть в пограничников,— предложил Петя.
— Правильно! Давайте играть в смелых пограничников, — согласился Кэукай.
— Только я все равно шпионом не буду, — заранее запротестовал Эттай, предчувствуя, что именно ему будет предложена эта неблаговидная роль.
— Пусть пока побудет шпионом вот тот каменный столб, который на берегу моря стоит, — нашел выход из положения Петя. — Этого мы можем и камнями колотить.
Вскоре мальчики были захвачены новой игрой. Они подкрадывались к врагу, заманивали его в ловушку, опрокидывали в прямом бою. И вот они уже дерутся не с одним шпионом, а с целой армией захватчиков. Один за другим совершаются подвиги. Враг бежит. А они, доблестные, благородные воины земли советской, освобождают порабощенных, спасают больных, кормят голодных.
А в сердцах их, в их неудержимой фантазии столько неистребимой силы, что, казалось, они действительно готовы принести счастье всем обездоленным людям на земной планете, да вот жаль: возможности их мальчишеские пока ограниченны.
ШЕСТВИЕ БЕЛЫХ БАЛАХОНОВ
Старый негр Джим вошел в свою хижину встревоженный и подавленный. Он схватил Тома на руки и прижал его к груди.
Том забеспокоился:
— Что такое, отец? Тебя обидел кто-нибудь?
— Ничего, ничего. Может, все обойдется. О, слишком много горя видел старый негр Джим! Пожалуй, слишком много для одного человека, чтобы сердцу его сейчас быть спокойным.
— Скажи, чем ты так расстроен? — настаивал Том.
Мальчик широко расставил ноги, заложил руки за спину, как бы говоря всем своим видом: «Скажи, отец! На меня ты можешь положиться».
— Я когда-то был крепким мужчиной, — сказал Джим.— Сотни ударов плетью не могли вырвать из меня ни одного слова, ни одного стона. Но сейчас мои нервы далеко не те. Сейчас все чаще и чаще на меня находит отчаяние. Вот так случилось со мной и сегодня... Будь готов, мой мальчик, ко всему, — вдруг твердо сказал Джим. — Дело в том, что я видел, как во дворе мистера Кэмби делают большой деревянный крест. А что это такое, знает каждый негр...
Том съежился, словно его облили холодной водой. Теперь он понял, почему так встревожен его отец.
Во дворе Кэмби кипела работа. Члены местной организации ку-клукс-клана сколачивали огромный деревянный крест.
— Мы им, черномазым чертям, покажем свою силу! — гудел мистер Кэмби, поглядывая на сыновей, кипятивших в черном котле смолу, предназначенную для обливания креста. — Правда, у нас в поселке только два негра и они, кажется, пока нам ничего дурного не сделали, но мы должны предупредить их!
О чем следует предупреждать негра-калеку и его сынишку, Кэмби не знал, и все же воинственный пыл в нем загорелся настолько, что он готов был, не задумываясь, учинить над Джимом и его сыном Томом самую жестокую расправу. Но для этого нужна была хотя бы маленькая причина, а старый негр, как назло, был самым безобидным существом в поселке Кэймид. Он неустанно паял в своей хижине посуду эскимосов, чукчей, индейцев и пользовался у этих людей глубокой симпатией и уважением.
— Все они, черные свиньи, притворяются тихими да добрыми!— распалял себя Кэмби. — А вот представится им случай перерезать чистокровному янки горло, они и перережут. Да-да, черт побери, перережут!
Голос Кэмби поднимался все выше и выше, наливаясь яростью.
— Вот мы сегодня им зададим! — захлебывался от восторга Дэвид.
Несмотря на свои шестнадцать лет, он готов был прыгать по двору, как ребенок, и орать на весь мир о том, что наступает в его жизни исключительный момент: он будет участником ночного парада ку-клукс-клана!