— Ну и черт с ними, — раздраженно ответил Корнев. — А в артели можно?
— Артель это как бы для себя, — деликатно объяснил Ощепков.
— А бумкомбинат для кого?
— Так ведь религия… Нельзя нам на государство работать.
И, словно извиняясь за темноту своих товарищей, он посоветовал:
— Вы им прикажите, чтобы, значит, видимость была не по своей как бы воле. А будто насильно. По принуждению будто бы терпим.
Усмехаясь, Виталий Осипович проговорил:
— Милиционера, что ли, за вами посылать. Так нет у меня власти на это…
Засмеялся и Ощепков:
— Зачем милиционера? Вы нам бригадира дайте. Такого мужика твердого. Командира.
— Бога обманываете?..
Ощепков усмехнулся:
— Бог простит…
— На меня грехи свои вешаете?
— Замолим, — уже откровенно смеясь пообещал Ощепков. — Это у нас запросто.
— Ну что с вами делать. Плотники до зарезу нужны. Есть у нас плотник — парнишка молодой, но старательный. По фамилии Гизатуллин.
— Азият?
— Татарин.
— Это для нас еще лучше.
— Злой на работу, — предупредил Корнев.
— И мы не ленивы.
Некоторое время шли молча. Виталий Осипович, не слыша шагов своего спутника, подумал, что тот так же незаметно отстал, как и появился, но скоро понял, что ошибся. Ощепков, лесной житель, умел бесшумно двигаться по тайге. Он снова заговорил:
— Если что надо, скажите. Доставим. Молока там или овощ какую. За деньги, конечно, — поторопился предупредить он, чтобы начальник, боже упаси, не подумал, что его хотят подкупить. Нет, он предлагает от души. Уважаемому человеку положено удружить, чем богаты. — Вот и ваша квартира. Разрешите идти? Так вы утречком пришлите бригадира. А мы все, как один. Спокойной вам ночи.
И тут он в самом деле бесшумно исчез, словно его и не бывало.
Направляясь к дому, Виталий Осипович подумал, что, собственно говоря, все эти застарелые загадки во взаимоотношениях людей, все эти таежные тайны не стоят того, чтобы над их смыслом кто-то ломал голову. Их надо выкорчевывать, чтобы не мешали. И это может сделать только молодежь, чуждая всех предрассудков прошлого. Он, конечно, правильно поступил, назначив Гизатуллина бригадиром к старым плотникам. Это решение пришло внезапно, и оно еще может оказаться ошибочным. Ну что ж, все ошибаются. Ошибается даже господь бог, думая, что такие, как Ощепков, все еще верят в него. Впрочем, это ошибка всех богов.
Открыв дверь, Виталий Осипович еще в сенях почувствовал новый запах, какой бывает в свежеотремонтированных помещениях: запах известки и свежей влаги от промытых досок пола. При трепетном свете зажигалки он увидел побеленные стены и потолок, выскобленный пол и прибранную кровать, застланную его одеялом. На столе стояла заправленная керосиновая лампа, очевидно, принесенная из конторы.
Он зажег лампу и снова огляделся. Какую работу должна была проделать Ксения Ивановна, чтобы придать этой берлоге вид человеческого жилья! В том, что все это сделала именно она, не могло быть сомнения…
Оказывается, все проще, чем представлялось Виталию Осиповичу в прошлую ночь. Вот она, простая, работящая женщина, не жалея рук, потрудилась, и оказалось: можно в старом доме жить. Надо только, не боясь труда, выбросить из дома всю нечисть, всю грязь. Это урок, чтобы не очень мудрили там, где надо просто приложить руки.
Ночь он проспал спокойно и, проснувшись, как всегда, в седьмом часу, пошел умываться на Весняну.
По реке медленно двигался плот. Слабо различимый в утреннем тумане, он не возбудил особого интереса. Мало ли всяких плотов и плотиков проплывает по таежным рекам. Но в фигуре плотогона, длинным шестом направляющего плот к берегу, было что-то знакомое: так ловко и размашисто мог работать только один человек. Виталий Осипович спросил на всю реку:
— Тарас!.. Это ты?
Тарас еще не успел ответить, как из хвойного вороха настила возник еще один человек. Он и ответил мягким Жениным, хрипловатым от сна, словно туманным голосом:
— Это мы, Виталий Осипович! Это мы!