– Он уезжал куда-нибудь из Истада? – спросил Мартинссон.
– Очень редко. Иногда на денек в Борнхольм. Иногда в Польшу, паромом. В основном свободное время он посвящал любительским занятиям астрономией и чтению книг про американских индейцев. Ильва Бринк сказала, что у него дома был очень хороший любительский телескоп, но мы его не нашли.
– А разве он не увлекался птицами?
– Увлекался, но в меньшей степени, – мрачно сказал Валландер. – Я думаю, мы можем исходить из того, что Ильва Бринк знала его достаточно хорошо. Круг его интересов – звезды и индейцы.
Он обвел всех взглядом.
– Почему он сказал, что выработался? Что это значит? Может быть, ничего. Но мне кажется, в этом есть какая-то зацепка.
– Я выяснила, чем он занимался в последнее время, – сказала Анн-Бритт. – Беседовал с родителями пропавших юнцов.
– Каких пропавших юнцов? – удивилась Лиза Хольгерссон.
Валландер коротко объяснил.
– Последние два дня перед отпуском он посетил по очереди все три семьи – Норман, Буге и Хильстрём. Но никаких записей, касающихся этих посещений, я не нашла, хотя просмотрела все ящики в его столе.
Валландер и Мартинссон удивленно поглядели друг на друга.
– Как это может быть? – сказал Валландер. – Мы все вместе встречались с родителями, подробно обо всем поговорили. О том, чтобы посещать их и говорить с каждым по отдельности, и речи не было. У нас не было оснований считать, что произошло преступление.
– Я не ошибаюсь, – настойчиво сказала Анн-Бритт. – У него в органайзере отмечено время каждого такого визита.
Валландер задумался.
– Это может означать только одно, – сказал он. – Сведберг посещал родителей по собственной инициативе, ничего не сказав остальным.
– Не похоже на Сведберга, – заметил Мартинссон.
– Не похоже, – согласился Валландер. – Надо узнать, о чем он спрашивал родителей.
– Абсурдная ситуация, – сказал Мартинссон. – Мы со среды разыскиваем Сведберга, чтобы поговорить об этих исчезнувших молодых людях. Теперь Сведберга нет, а мы сидим и говорим именно о них.
– А почему вернулись к этой теме? – спросила Лиза Хольгерссон.
– Одна из матерей просто выходит из себя – от ее дочери пришла еще одна открытка.
– Так ведь это хорошая новость? Почему она выходит из себя?
– Она утверждает, что эта открытка подделана. Что ее писал кто-то другой, а не ее дочь.
– С чего бы это? – сказал Ханссон. – Кому придет в голову подделывать открытки? Я еще понимаю – чеки. Но открытки?
– Давайте не смешивать все в кучу, – сказал Валландер. – Нам надо договориться, как строить следствие по делу об убийцах Сведберга.
– Убийцах? – спросил Нюберг. – Ничто не говорит за то, что их было несколько.
– Ты можешь утверждать со всей определенностью, что это был один человек?
– Нет.
Валландер уронил руки на стол.
– Мы вообще ничего не можем утверждать, – сказал он. – Мы должны разрабатывать все без исключения версии, ничто не отбрасывая. Через несколько часов все будут знать об убийстве. Надо браться за дело всерьез.
– Естественно, этим мы займемся в первую очередь, – сказала Лиза Хольгерссон. – Все остальное может подождать.
– Пресс-конференция, – сказал Валландер. – Давайте решим сразу, что говорить.
– Убит полицейский, – сказала Лиза Хольгерссон. – Мы скажем все как есть. У нас есть какие-то улики?
– Нет. – Ответ Валландера прозвучал более чем решительно.
– Так и скажем – нет.
– Детали?
– Его застрелили с близкого расстояния. Мы располагаем оружием, из которого он был убит. Есть у нас какие-то следственно-технические причины умолчать об этом?
– Вряд ли, – сказал Валландер и посмотрел на остальных. Никто не возразил.
Лиза Хольгерссон встала.
– Мне бы очень хотелось, чтобы и ты присутствовал, – сказала она Валландеру. – Может, и другим стоит прийти? Все-таки убит наш коллега.
Они договорились встретиться за пятнадцать минут до пресс-конференции. Лиза Хольгерссон ушла. Из открытой двери потянуло сквозняком, и свеча погасла. Анн-Бритт зажгла ее снова.
Они еще раз суммировали все, что им было известно, и распределили обязанности. Колесо следствия медленно, словно нехотя, пришло в движение. Все уже собирались расходиться, как Мартинссон попросил на секунду задержаться.
– Еще одно, – сказал он. – С этими пропавшими ребятами. Пока отложим?
Валландер сам не знал, как поступить, но решение оставалось за ним.
– Да, – сказал он. – Пока отложим. По крайней мере, на несколько дней. Там посмотрим. К тому же вдруг окажется, что Сведберг задавал родителям какие-нибудь непонятные вопросы?
Было уже четверть десятого. Валландер налил чашку кофе и пошел к себе в кабинет. Закрыв дверь, нашел в ящике чистый блокнот и написал только одно слово.
Сведберг.
Под фамилией нарисовал крест и тут же его зачертил.
Дальше этого дело не продвинулось. Он собирался записать все, о чем думал ночью. Вместо этого отложил блокнот, встал и подошел к окну. Стояло прелестное августовское утро. У него снова появилось давешнее чувство – в смерти Сведберга было что-то, что не укладывалось в обычные рамки. Нюберг сказал, что ему кажется, что беспорядок в квартире был инсценирован. Но зачем? И кем? Валландер более всего желал бы, чтобы это оказался обычный взлом квартиры, пусть и закончившийся трагически. И чтобы они как можно скорее исключили другие версии. Человек, застреливший полицейского и бросивший ружье на месте преступления, явно потерял самообладание. По опыту Валландер знал, что такого рода преступники быстро попадаются. Если повезет, они найдут отпечатки пальцев на оружии, а эти отпечатки, в свою очередь, найдутся в какой-нибудь базе данных.
Он вернулся к столу и записал про отсутствующий телескоп, возможно, дорогой. Потом он решил, что сразу после пресс-конференции отправится к двоюродному брату Сведберга в Хедескугу. А потом еще раз осмотрит квартиру. Телескоп, скорее всего, на чердаке или в подвале – у Сведберга была кладовка.
Он нашел в справочнике номер Стуре Бьорклунда. Трубку взяли не сразу.
– Стуре Бьорклунд слушает.
– Прежде всего позвольте принести самые искренние соболезнования.
Голос звучал словно с другой планеты.
– Мне, наверное, надо сделать то же самое. Наверное, вы там знали его лучше, чем я. Ильва позвонила в шесть утра и рассказала, что произошло.
– К сожалению, мы не можем избежать огласки в прессе, – сказал Валландер.
– Я понимаю. Знаете, если быть точным, он не первый наш родственник, кто становится жертвой убийцы.
– Как это?
– В тысяча восемьсот сорок седьмом году, если быть точным – двенадцатого апреля, прапрапрадед Карла-Эверта был зарублен топором на окраине Эслёва. Убийца был гвардеец по фамилии Брюн. Его уволили из гвардии за какие-то проступки, и он занялся грабежом. Наш родственник торговал скотом, и денег у него было предостаточно.
– И что было дальше? – спросил Валландер, стараясь скрыть нетерпение.
– Полиция, состоявшая на тот момент из налогового инспектора и его помощника, провела образцовое следствие. Брюна схватили через несколько дней, когда он пытался сбежать в Данию. Его приговорили к смерти и казнили. Когда Оскар Первый вступил на трон, он сразу же привел в исполнение накопившиеся смертные приговоры. Карл Пятнадцатый не хотел их подписывать. И Брюну отрубили голову. В Мальмё, если быть точным.
– Удивительная история.
– Несколько лет назад я решил произвести кое-какие генеалогические изыскания. Впрочем, историю про гвардейца Брюна и убийство в Эслёве я слышал и раньше.
– Мне бы хотелось сегодня же встретиться с вами и поговорить.
Валландеру показалось, что Стуре Бьорклунд насторожился.