В суете обгоревших до срока.
Только к шапке не тенятся вор.
Ну, зачем ему эта морока?
В новой шапке отправится в путь
Душегуб и громила известный.
За бугром, гордо выпятив грудь,
Станет добрым, как светлая песня.
По России он будет грустить.
По потерянным в ней капиталам,
Что по мощным ролям травести,
По успехам чужим… небывалым.
Будет в грусти по чёрным делам
По местам, где потеряны «бабки»,
Где двуногий, зажравшийся хлам
Разбирает сгоревшие шапки.
Возопит либеральный народ,
Что Россию сменял на коврижки:
«Ах, уехал от нас патриот!
Ему тяжко без родины слишком».
Да откуда ж на горькой Руси
Столько подлости, лжи, беспредела?
Много шапок я в жизни носил,
И на мне ни одна не горела.
Воровская малина жива,
В грабежах и разбои по пятки.
Только есть помудрее братва,
Что бежит за кордон без оглядки.
Воровская малина пока
За высоким кирпичным забором
И надеется здесь на века
Грабить люд по широким просторам.
По законам живёт воровским,
Что придумали новые бесы.
Ведь зачахнет жульё от тоски,
Если их погорят интересы.
Но в дыму оживает рассвет…
Чьи тут шапки чадят, догорая?
На разборе на шапочном нет
Суеты и делёжки без края.
Пусть разбойничья сгинет тропа!
Есть извечное «камо грядеши».
…Вдоль широких дорог черепа,
Им уже не до шапок сгоревших.
Вокзальная история
На заброшенном вокзале,
Где вокруг сплошной бурьян,
Бродит пугало с глазами,
Потеряло чемодан.
Огородное, простое,
В чём-то и герой труда,
Постоянно холостое,
Беспартийное всегда.
В чемодане были плавки,
Термос и конторский клей,
С места жительства две справки
И четырнадцать рублей.
В нём ещё хранилось фото
Главаря бандитских групп,
Банка старого компота
И селёдки юной труп.
Жизнь – сплошная лотерея,
Не поймёшь в ней, что к чему.
Буду к пугалу добрее,
Посочувствую ему.
Я к нему по-человечьи,
С пожеланьем добрых встреч…
Обниму его за плечи.
Впрочем, нет. Оно без плеч.
В кражу мне поверить трудно,
Я ведь мыслю головой…
Здесь десятки лет безлюдно.
Никого, хоть волком вой.
Как же так? Что за потеха?
Что за чудо наяву?
Ведь отсюда даже эхо
Переехало в Москву.
На вокзале нет буржуев,
Это место им не в масть.
И поклажу здесь чужую
Просто некому украсть.
Чемодан нашёлся быстро,
У вокзала, за углом,
У столичного министра,
У карманника в былом.
Он увидел с вертолёта
Чемодан у старых стен.
Захотелось слямзить что-то
Потому, что он – джентльмен.
Извинился он смущённо.
Клептоман ведь в нём живёт.
Улетел от нас прощённым,
Сев в шикарный вертолёт.
Радость пугала безмерна,
Поступь пугала горда…
Но одно, конечно, скверно,
Что не ходят поезда.
Долго ждать ему, печалясь,
Нет извилин в голове…
Здесь от голода скончались
И кузнечики в траве.
* * *
Уходит лайнер в море,
За ним торпедный катер.
К нему он на просторе
Пристроился в кильватер.
На лайнере прохвосты,
Ворьё, дельцы, барыги…
Торпеда очень просто
Утопит их интриги.
На катере не худо,
У шкипера забава…
Ведь лайнеры повсюду:
По курсу, слева, справа…
Матросы даже ночью
Несут надёжно вахту:
То теплоход замочат,
То уничтожат яхту.
По воле капитана
Никак нельзя ораве
Дойти до океана.
Он их щадить не вправе.
Живём, не унывая,
Просты и не спесивы.
Есть вахта боевая -
Защитники России.
Ворью так много надо…
Так получите, Нате!
Посмертная награда
В торпедном аппарате.
Закордонные благодетели
Мы многое поняли, вроде,
Постигли несчастья нутром…
Печётся о нашей свободе
Кромешная тьма за бугром.
О нашей свободе пекутся,
Кто так и остался во мгле.
Своей демократией куцей
Гордятся они на Земле.
Под игом привычным буржуев
Дано им впадать в декаданс.
Не ценим мы волю чужую,
И мыслить не стоит за нас.
В соседстве дворцы и лачуги
И в нашей печальной стране.
Скажу, зарубежные други,
Что этот расклад не по мне.
Чудит зарубежная свора,