— Вотъ видишь, ты, значитъ, боишься смерти?
— Да, конечно, боюсь, какъ боится ея все, что живетъ на землѣ. Ничто живое не жило бы, если бы не имѣло страха смерти. А суда я, знаешь, не боюсь. Твореніе судитъ творца, а я вѣдь не самъ себя создалъ.
Проповѣдникъ всталъ и быстро ушелъ.
Наканунѣ сочельника была буря, и Боргу всю ночь слышалась пушечная пальба и вопли о помощи. Утромъ онъ вышелъ изъ дому по свѣже выпавшему снѣгу. Небо было черно-синее какъ листовое желѣзо, валы выбрасывались на берегъ, а буй непрерывно вылъ, какъ бы призывая на помощь.
На юго-востокѣ онъ увидѣлъ большой черный пароходъ. Подводная часть, выкрашенная въ ярко красный цвѣтъ, сверкала, какъ кровавая рана. Труба съ бѣлымъ ободкомъ была разбита и лежала на боку. На мачтахъ и реяхъ висѣли темныя фигуры людей, извивавшіяся, какъ черви на крючкѣ удочки. Изъ пробоины въ средней части судна волны уносили тюки товаровъ, пакеты, узлы, коробки, картонки. Тяжелыя вещи тонули, а легкія по волнамъ плыли къ берегу.
Равнодушный къ судьбѣ терпящихъ бѣдствіе, какъ это и вполнѣ естественно для человѣка, считающаго счастьемъ умереть, Боргъ пошелъ по берегу къ мысу, гдѣ былъ холмъ съ крестомъ. Тамъ волны шумѣли сильнѣе, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ, а по зеленымъ волнамъ къ этому мѣсту плыли страннаго вида и цвѣта предметы, надъ которыми съ дикимъ крикомъ кружились чайки, какъ будто обманутыя въ своемъ жадномъ ожиданіи добычи.
Присмотрѣвшись въ страннымъ предметамъ, подплывавшимъ все ближе и ближе, онъ увидѣлъ, что они были похожи на маленькихъ, очень изящно одѣтыхъ дѣтей. Одни были съ свѣтлыми локонами, другіе съ темными, съ бѣлыми и розовыми щеками. Ихъ большіе широко открытые глаза были устремлены къ темному небу, неподвижные и не мигающіе. Но когда они были уже совсѣмъ близко у берега, онъ замѣтилъ, что нѣкоторыя. качаясь на волнахъ, двигали глазами, какъ бы подавая ему знакъ, чтобы онъ ихъ спасъ. Слѣдующая волна выбросила ихъ штукъ пять на берегъ.
Упорное желаніе имѣть ребенка такъ прочно засѣло въ его больномъ мозгу, что ему и въ голову не приходило, что это куклы, которыхъ запоздавшій, разбитый пароходъ везъ къ рождественскому базару. Онъ взялъ на руки подкидышей, которыхъ ему подарила великая мать-море. Прижимая своихъ мокрыхъ пріемышей къ груди, онъ поспѣшилъ домой, чтобы ихъ обсушить.
У него нечѣмъ было развести огонь, такъ какъ люди заявили, что у нихъ нѣтъ дровъ для продажи. Самъ онъ не чувствовалъ холода, но его рождественскіе гости должны быть въ теплѣ. Недолго думая, онъ сломалъ полку для книгъ, зажегъ яркое пламя въ каминѣ, придвинулъ къ огню диванъ и посадилъ передъ огнемъ своихъ дѣтей.
Они не могли высохнуть одѣтыя, и онъ сталъ ихъ раздѣвать. Увидѣвъ, что это все были дѣвочки, онъ оставилъ ихъ въ рубашечкахъ.
Потомъ онъ вымылъ имъ губкой ножки и ручки, причесалъ, снова одѣлъ и уложилъ спать.
Ему казалось, что у него въ домѣ гости. Онъ ходилъ на цыпочкахъ, чтобы ихъ не разбудить.
Теперь у него есть цѣль жизни, теперь у него было изъ-за чего работать, было о комъ заботиться.
Посмотрѣвъ черезъ минуту на спящихъ дѣтей, онъ увидѣлъ, что они лежатъ съ открытыми глазами. Думая, что имъ мѣшаетъ свѣтъ, онъ спустилъ шторы.
Въ комнатѣ сдѣлалось темно, и имъ овладѣла тяжелая сонливость. Ему хотѣлось спать отъ голода, но онъ уже не могъ разобраться въ причинахъ своихъ ощущеній. Онъ не зналъ, хочется ли ему ѣсть или пить.
Диванъ былъ занятъ дѣтьми. Боргъ улегся на полу и уснулъ.
Когда онъ проснулся, было уже совсѣмъ темно въ комнатѣ, дверь была открыта и на порогѣ стояла женщина съ фонаремъ.
— Господи Іисусе, что же вы лежите на полу, — вскричала служанка Эмана, — развѣ вы не знаете, что сегодня сочельникъ?
Онъ проспалъ двадцать четыре часа до слѣдующаго полудня.
Ничего не соображая, онъ всталъ. Ему чего-то не хватало. Здѣсь были таможенные и унесли его находку, по Боргъ не могъ вспомнить, что у него взяли. Онъ только чувствовалъ страшную пустоту, какъ при большомъ горѣ.
— Пойдемъ къ Эманамъ, поѣшьте рождественской ваши. Вѣдь каждый человѣкъ въ этотъ вечеръ христіанинъ. Боже мой, какой ужасъ!
Дѣвушка заплакала.
— И какъ можетъ человѣкъ дойти до этого? Кровавыми слезами заплачешь отъ жалости. Ну пойдемъ же, пойдемъ!
Полусумасшедшій сдѣлалъ знакъ рукой, что придетъ, пусть только дѣвушка идетъ впередъ.
Когда она ушла, онъ остался еще на минуту въ комнатѣ, взялъ оставленный дѣвушкой фонарь и подошелъ къ зеркалу. Когда онъ увидѣлъ въ немъ свое лицо, похожее налицо дикаря, его разсудокъ какъ будто прояснился, и его воля напряглась въ послѣднемъ усиліи.