Все это унижало, угнетало Париж. И как бы желая прибавить к стольким оскорблениям еще одно, Тьер назначил на пост командующего национальной гвардии того, кто сдал Орлеан, – генерала Орель де Паладина, которого Гамбетта вынужден был сместить из-за непригодности.
Париж знал этого генерала, который в письме к Наполеону III» опубликованном незадолго до этого, выражал сожаление, что его не было в Париже 2 декабря 1851 года, когда убивали парижан. И вот этого-то генерала-палача назначили командующим национальной гвардии! Сразу же по прибытии в Париж генерал созвал командиров батальонов национальной гвардии. Впрочем, он не добился большого успеха: из 260 командиров явилось только 30. Он прибыл, как заявил он, чтобы очистить армию от дурных элементов.
В то же время Тьер распространял в провинции лживые слухи о поджогах и грабежах в Париже. Виктор Гюго отказался от своего депутатского мандата после того, как Бордоское собрание оскорбило его.
Тьер писал герцогу Бройлю [58]: «Палата испытывает ужас перед Парижем». Она собиралась приблизить местопребывание правительства и Собрания к Парижу, но не располагать их в самом Париже. 9 марта депутаты обсуждали вопрос о переезде Национального собрания в какое-нибудь другое место, только не в Париж, который они считали, по выражению одного монархиста того времени, «центром организованного бунтарства». В конце концов было решено 427 голосами против 154 перенести местопребывание Собрания в Версаль.
Париж был официально лишен звания столицы.
Реакционные меры обрушивались на население Парижа одна за другой. Решение лишить Париж звания столицы, принятое в Бордо 10 марта, было дополнено в тот же день запрещением издания шести республиканских газет и принятием закона Дюфора о просроченных платежах.
В силу этого закона коммерческие векселя, выданные до или после закона 13 августа 1870 года об отсрочке платежей ввиду войны, векселя, срок которых истекал апреля 1871 года, подлежали оплате. Коммерческие векселя, выданные в период с 13 августа по 12 ноября 1870 года, подлежали оплате через семь месяцев после истечения срока. Что касается векселей, срок которых истекал между 13 ноября 1870 года и 12 апреля 1871 года, то они могли быть предъявлены ко взысканию с июня по 2 июля.
Это означало фактически разорение многочисленных должников. Поэтому многие торговцы, фабриканты и коммерсанты заявили резкий протест, но, несмотря на это, закон Дюфора был оставлен в силе. Сверх того правительство представило законопроект, позволявший взыскивать задолженность по квартирной плате, образовавшуюся вследствие войны.
Это неизбежно должно было привести к наложению ареста на имущество и к принудительному выселению многих квартиронанимателей. Эти антинародные меры были дополнены отменой жалованья национальным гвардейцам [59], что должно было ввергнуть многих парижан в полную нищету.
Так цинично проявлялась реакционная сущность политики Тьера, направленной не только против трудящихся масс, но и против средних слоев. Все это наполняло радостью мерзкую каналью Жюля Фавра. 10 марта в письме к Тьеру он выражал свою радость по поводу решения Собрания, а также по поводу запрещения издания шести республиканских газет, добавляя при этом:
«Мы полны решимости покончить с укреплениями Монмартра и Бельвиля и надеемся достигнуть этого без кровопролития.
Сегодня вечером военный суд, разбирая дела второй очереди обвиняемых по делу о событиях 31 октября, заочно приговорил Флуранса, Бланки и Левро к смертной казни, а Валлеса, присутствовавшего на суде, к шести месяцам тюремного заключения.
Завтра утром я отправляюсь в Ферьер, чтобы согласовать с прусскими властями множество частных деталей».
Из этого письма явствует, что задуманная Тьером операция с целью захвата пушек, которые национальная гвардия установила в безопасном месте, вот-вот должна была начаться.
Париж жил как в лихорадке. Перед лицом усилившихся репрессий Центральный комитет национальной гвардии все более укреплял свои позиции. Национальная гвардия превращалась, по выражению одного историка Коммуны, в «общество по страхованию от государственного переворота». Центральный комитет был начеку.