Парижские коммунары 1871 года вписали славные страницы в историю международного рабочего движения, и французский рабочий класс по праву гордится этим.
Правящие круги окружают стеной молчания и забвения героическую эпопею Парижской Коммуны. В школьных учебниках и в целой серии реакционных книг ее изображают «преступным мятежом». А некоторые идеологи искажают ее сущность и изображают ее каким-то «революционным мифом», желая помешать трудящимся Франции изучать битвы прошлого и черпать в борьбе коммунаров образцы мужества и твердую веру в конечную победу социализма.
Когда я еще совсем молодым человеком прибыл в Париж из своего родного города и в 1914 году впервые принял участие в манифестации у Стены федератов, я знал о Парижской Коммуне только те клеветнические измышления, которые нам преподносили в школе. Охваченный любопытством, а затем волнением, смотрел я на старых парижан, слышал, как они со слезами на глазах кричали: «Да здравствует Коммуна!», когда проходили ветераны боев 1871 года во главе с Эдуаром Вайяном, который был, как я узнал в тот день, министром просвещения Коммуны.
Я писал эти страницы, желая отдать дань уважения бойцам первой пролетарской революции, в надежде, что моя книга поможет лучше ознакомиться с борьбой коммунаров и извлечь из нее полезные уроки для нынешних боев. Я стремился пронизать эти страницы уважением и любовью к коммунарам, непоколебимой уверенностью в конечной победе великого дела, за которое сражались и умирали герои Парижской Коммуны.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Подъем рабочего движения
Парижская Коммуна 1871 года впервые в политической жизни народов выдвинула рабочий класс на авансцену истории и создала правительство нового типа, коренным образом отличавшееся от всех предшествующих правительств. Эта революция не может быть понята и объяснена без изучения тех исторических условий, в которых она возникла и продолжалась 72 дня, завещав трудящимся всего мира пример огромной важности.
Известно, что у марксизма были следующие три источника: немецкая философия, английская политическая экономия и французский социализм. Не подлежит сомнению, что французское социалистическое движение, значение которого в разработке теории научного социализма было отмечено Карлом Марксом, сыграло значительную роль не только в развитии событий, приведших к восстанию 18 марта 1871 года в Париже, но и в усилении социальной сущности Парижской Коммуны по мере развития ее борьбы против версальцев.
В первые десятилетия XIX века вместе с развитием капитализма рос и рабочий класс. В то же время благодаря Фурье и Сен-Симону развивались и социалистические теории, разумеется утопические, но все же отражавшие то новое, что появилось в экономической жизни Франции. Лишенные права ассоциаций законом Ле Шапелье, который революционная буржуазия конца XVIII века использовала как оружие для защиты существовавшего строя, трудящиеся поднимались отныне против своих эксплуататоров как самостоятельная сила, выдвигая свои собственные требования. [3]
В 1830 году, во время «трех славных дней», буржуазия использовала силы рабочих, народа, чтобы свергнуть правительство Карла X, ордонансы которого против печати сделали его крайне непопулярным Известно, что надежда на установление новой республики, которая воодушевляла бойцов в июле 1830 года, была сведена на нет интригами орлеанистов [4], присвоивших плоды этой революции.
Александр Дюма (отец), участвовавший в июльских боях 1830 года, с гневом писал об этих маневрах орлеанистов, вскрывая глубокую пропасть, существовавшую между теми, кто сражался, и теми, кто использовал в своих интересах борьбу народных масс.
«Революция 1830 года совершена.
Она совершена, говорим мы и повторяем, пишем и гравируем, если понадобится, на железе и меди, бронзе и стали; совершена, но отнюдь не теми осторожными актерами 15-летней комедии, которые прятались за кулисами в то время, как народ разыгрывал кровавую драму трех дней; не Казимирами Перье, Лаффитами, Бенжаменами Констанами, Себастиани, Гизо, Могенами, Шуазелями, Одилонами Барро и тремя Дюпенами [5]. Нет! Эти последние, как мы уже говорили, держались даже не за кулисами – это было бы слишком близко от спектакля! – они сидели дома, тщательно спрятавшись, закрывшись на все замки. Нет, они никогда не смели и помыслить о чем-либо ином, кроме легального сопротивления, и даже после взятия Лувра и Тюильри все еще обсуждали в своих салонах выражения протеста, ибо некоторые из них находили их слишком рискованными.