Это был маленький белобрысый человечек с челкой, как у Гитлера. На берегу он молчал и на все вопросы отрицательно мотал головой и пожимал плечами. Бандит хотел сказать, что не понимает по-русски. Романенко, работавший до войны преподавателем немецкого языка в средней школе, заговорил с ним по-немецки и через несколько минут сделал кислую гримасу:
— Ну, по-немецки он разговаривает тоже не ахти как. Но все-таки попробуем…
Медленно, тихо, иногда останавливаясь, видимо подыскивая слова, которые забылись за годы войны, Романенко заговорил с пленным на незнакомом солдатам языке, а потом стал переводить по-русски:
— Это латыш, до войны торговал обувью в Риге. Последние дни жил в землянке с другими гитлеровцами. В той самой землянке, которую мы видели.
— Сколько их всего было? — прервал переводчика Чебякин.
— Он отказывается на этот вопрос отвечать.
— Что? Скажи ему… — взводный свирепо глянул на Романенко, будто тот был в чем-то виновен, — скажи этому негодяю, что я из него котлету сделаю и на сковороде поджарю. Скажи.
Пленный снова бойко залопотал.
— Он говорит, что их было восемь человек.
— Оружие?
— Пять винтовок, восемь пистолетов, три ручные гранаты и… финские ножи.
— Дальше.
— Сегодня утром он ходил на хутора, думал найти продуктов, но не нашел. Когда возвратился, то его товарищей уже не было. Они куда-то ушли. Вскоре он увидел наступление советских солдат и решил, что его окружили.
Пленный замолчал, почесал лысоватый затылок. Помолчал и Романенко, а потом снова стал переводить:
— В землянке валялся резиновый шланг. Его однажды нашел на дороге мой товарищ Курт. Я взял один конец шланга в рот и быстро забежал в речку. В воде присел и стал дышать через шланг.
Романенко нахмурился и добавил:
— Он думал, что укрылся вполне надежно, и, говорит, даже посмеивался про себя над недальновидностью иванов.
Когда задержанного увели, лейтенант Чебякин похлопал Воробьева по плечу:
— А здорово ты, слушай, сообразил!
— Я бы, наверно, и не обратил внимания на этот шланг, — ответил Воробьев. — Но на том самом месте, где он лежал, была трава примята. И примята в сторону речки. Посмотрел поближе — вижу следы человека. Ясные такие следы. Кто-то, думаю, в воду зашел и почему-то не вышел. А может, к другому берегу поплыл? Так зачем, опять думаю, переплывать речку, когда вон там, совсем не далеко, мостик виднеется. По нему-то куды лучше пройти. Думал, думал я и вдруг кумекнул: наверно, он, дьявол, через шланг дышит.
Вскоре солдаты подошли к деревянному мостику, соединяющему оба берега. Мостик стоял высоко над водой; был он узкий — в две доски, с перилами из легких жердочек. На нем с трудом могли разойтись двое. Видимо, мостик был построен рыбаками, которым не хотелось каждый раз плыть по студеной воде. К нему со всех сторон подходили тропинки. Трава у берега примята, — сразу видно, что здесь бывают люди.
Солдаты недоверчиво посматривали на противоположный берег. На нем рос настолько густой кустарник, что казалось, будто это один длинный-предлинный куст. Берег, на котором стояли бойцы первого взвода, был более высокий, здесь тоже росло много кустов.
На той стороне речки, метрах в тридцати от воды, поднялась в воздух стая птиц.
— Птицы чем-то обеспокоены, — сказал Воробьев. — Отлетали, понимаешь ли, все сразу, быстро и кричали. Может, там наш третий взвод?
— Нет, — лейтенант Чебякин отрицательно мотнул головой. — Третий взвод должен быть дальше в лесу. Он едва ли успел подойти так близко. А следов здесь не видно? — Чебякин был горожанин и в лесных приметах разбирался слабо.
— По тропинке, наверное, прошли, — сказал как бы про себя Илья. — Вон веточка обломана. Но это еще в прошлом году… Нет, не вижу.
— М-да! — крякнул старший сержант Романенко. — Видно, бандиты опытные люди. Тут может быть хорошая ловушка, товарищ лейтенант. Пока мы здесь за кустами — ничего. А когда пойдем по мостику, откроют огонь.
— Это, конечно, опытные убийцы, — сказал Чебякин, — только воинской хитрости у них маловато. Ни черта они не догадаются, что в тылу у них наши бойцы.
Всем было ясно: надо перебираться на другой берег, на этом берегу бандитов нет. И, конечно, легче пройти по мосту, чем переплыть речку. Чебякин стал осматривать солдат — кого бы из них послать первым.
— Разрешите мне, — сказал Романенко.
— Направляйте меня, — предложил грубоватым голосом, как будто сердился на кого-то, ефрейтор Баранов.