Волн уже не видать, река исчезла, и на ее месте засверкал холодный, ослепительно-белый снег, такой снег, какой лежит на недосягаемых вершинах Шат-горы[27] и Казбека. С удивлением смотрит Шамиль: откуда взялось так много снега, никогда на Кавказе не бывало его столько и никогда не лежал он такой ровной, однообразной пеленой. Продолжает смотреть Шамиль на снег… Что это за точка там, посередине? Нет, это не точка. Это человек, но какой он маленький, жалкий, изнуренный. Дряхлый стан изогнулся, голова трясется, одежда широкими складками падает с его плеч.
«Что это за бейгуш[28] такой? — думает Шамиль. — Лицо его мне знакомо». Он пристальней вглядывается, и леденящий душу ужас охватывает его. В жалком, хилом старике, беспомощно притулившемся в снегу, он узнает самого себя, гордого повелителя Чечни и Дагестана.
Жалость, презрение и бессильная ярость на кого-то, на кого, он сам не может отдать себе отчета, овладевает Шамилем, он хочет броситься на своего ненавистного двойника, растоптать его, стереть с лица земли, но налитые свинцом ноги не шевелятся, руки, как плети, беспомощно повисли. В бессильной ярости, скрежеща зубами, Шамиль разражается громкими проклятиями и просыпается, облитый холодным потом, с тяжестью в голове и щемящей тоской в сердце.
— Не к добру это виденье послал ты, Аллах, верному слуге твоему, — с тоскою шепчут губы имама, и, полный суеверного страха, он торопливо начинает перебирать каменные кругляшки своих четок, мысленно повторяя слова молитв и в то же время тщетно стараясь проникнуть в тайный смысл странного видения.
— Ну, Петр, — проговорил Силантий, — пора и в путь. Господи, благослови. Кому же первому?
— Да, по мне, все едино; хотите — я, а хотите — вы.
— Ну, пущай хоть я. Ежели благополучно спущусь на тот выступочек, я тебе свистну. Ты тогда и валяй, не робей. Ежели же не приведет бог и я сорвусь, там уж твое дело, поступай как лучше. Ну, еще раз благослови Господь.
Силантий истово перекрестился, лег на живот и задом пополз к устью пещеры, осторожно нащупывая ногами ее край. Когда большая половина его туловища перевесилась за обрывом, он как можно плотнее прижался грудью к гладкой стене, твердо уперся локтями и затем вдруг с быстротой молнии скользнул вниз. Сильный толчок, от которого Силантий едва устоял на ногах, заставил его всей тяжестью тела налечь на стену и, растопырив руки, обнять ее… Один момент ему казалось, что он не выстоит и полетит вниз. Голова у него закружилась и сердце замерло, однако он собрал всю силу воли и постарался как можно выше поднять голову к темному звездному небу.
Простояв с минуту, Силантий перевел дух, затем негромко свистнул и поспешно пополз вниз. Тут хотя и было очень круто, но благодаря торчащим камням возможно было спускаться без особого риска. Вдруг над ним громко зашуршало, черная тень тяжело скользнула по стене, раздался стук грузно падающего тела и почти одновременно с этим пронзительный, душу леденящий вопль.
Силантий в ужасе замер и инстинктивно прижался, почти вдавился в расщелину скалы. Мимо него, тяжело кувыркаясь с камня на камень, с глубоким, задавленным стоном, пронеслось что-то большое, грузное, страшное. На мгновение Силантий услыхал прерывистый храп, тупой стук костей, и его обдало запахом свежей крови…
— Царство небесное, не судьба, видно, — прошептал он про себя и еще торопливее стал спускаться. Чем ниже, тем спуск становился отложе. Скоро он сделался настолько пологим, что Силантий мог подняться на ноги и сходить обыкновенным порядком. Пройдя шагов десять, он увидел немного в стороне что-то темное, бесформенное, зацепившееся за камни. Силантий подошел и внимательно наклонился. Перед ним лежала куча тряпок, раздробленных костей и обнаженного мяса, издававшая тяжелый, неприятный запах. Это все, что осталось от его товарища, с которым он прожил вместе бок о бок четыре года тяжелого рабства. Силантий перекрестился и не теряя времени зашагал дальше. Через минуту он достиг берега реки. Черные волны с грохотом и ревом бились о скалистые берега, посреди их, сливаясь с окружающей темнотой, чернели причудливые силуэты остроконечных утесов, точно какие-то фантастические чудовища, немые, с холодными, осклизшими боками. Силантий, зорко присматриваясь к окружающей темноте, осторожно двинулся вдоль берега.
Глядя на безумствующую реку, прислушиваясь к ее реву, Силантий вполне ясно представлял себе всю опасность переправы через нее, но в то же время не испытывал ни малейшего страха.
Смерть была позади его, она угрожала ему из реки, но зато там, за рекой, его ждала свобода, жизнь среди своих, казавшаяся ему теперь раем.
Стоит только достигнуть того берега, и все, что угнетает его теперь, ужас и страдания четырехлетнего рабства, страх ежеминутной смертельной опасности, тяжелое впечатление гибели товарища — все это отлетит, рассеется, как кошмарное сновидение. При мысли об этом сердце Силантия загоралось желанием броситься в реку и или погибнуть, или преодолеть это последнее препятствие.
Вдали зачернели знакомые ему три камня. От них, точно горбыли прорванного во многих местах моста, шел целый ряд торчащих из воды каменных глыб различной величины. Перепрыгивая с одной на другую, жители Ахульго переправлялись на противоположный берег. Переправа эта, конечно, была не из легких, особенно ночью, стоило было не рассчитать прыжка, поскользнуться, потерять равновесие, и гибель была неизбежна. Между валунами вода кипела как в котле, выбрасывая вверх снопы брызг и клокочущей пены. Грохот и гул стояли неистовые, точно тысячи чугунных ядр катались по неровной мостовой. Казалось, даже прибрежные сакли дрожат и стонут от безумнояростного напора низвергающихся уступами волн.
Силантий перекрестился и смело встал на крайний камень, вымеривая глазами расстояние предстоящего ему прыжка. Но в ту минуту, когда он готов был уже, размахнувшись изо всех сил руками, перескочить на черневший из воды, как горб верблюда, соседний валун, чьи-то цепкие руки обхватили его сзади и с силою рванули назад.
Отчаянным движением всего тела Силантий попробовал было высвободиться, но руки, державшие его как в клещах, сжались еще крепче, одновременно с этим петля аркана сдавила ему шею, а конец его быстро и туго обвился вокруг всего туловища. Силантий понял, что ему не вырваться.
Если бы Шамиль мог вымолить у Магомета, чтобы тот, в свою очередь, упросил Аллаха создать такую местность, куда бы не могла проникнуть нога гяура, Аллах при всем своем могуществе не был бы в состоянии сотворить ничего более неприступного, чем были те твердыни, на которых расположился знаменитый аул Ахульго, состоявший, в сущности, из двух селений, Старого и Нового Ахульго, расположенных одно против другого на двух утесах, разделенных глубоким ущельем реки Ашильты. Ущелье это представляло коридор с почти отвесными стенами в двадцать сажень вышины. Насколько это ущелье было узко, можно судить из того, что сообщением между двумя его сторонами служили положенные рядом толстые бревна. Таких мостов было два. Быстрая, почти сплошь состоящая из порогов река Андийский-Койсу опоясывала оба утеса с трех сторон. С одной стороны склоны утесы хотя и были несколько отложе, чем со стороны реки Ашильты, но зато покрыты бесчисленным множеством пещер, служивших безопасным убежищем для стрелков, следивших оттуда за действиями русских и меткими выстрелами поражавших всякого, кто осмелился бы подойти к аулу с этой стороны. Удобство и неприступность пещер усиливались тем, что большинство из них имели посредством подземных ходов связь с аулом. К югу от Нового Ахульго, на отвесно остроконечном пике была построена каменная башня, называвшаяся по имени одного из видных шамилевских сподвижников, Сурхай-Кадия, Сурхаевой башней.
Башня эта, возвышавшаяся над Ахульго и над всей окружающей местностью, служила, с одной стороны, прекрасным наблюдательным пунктом, с которого как на ладони было видно все пространство на десять верст кругом, так что ни одно движение русских войск не могло быть не замеченным защитниками башни, с другой — защищала узкий перешеек, соединявший вершину утеса, на котором стояло Новое Ахульго, с остальной местностью. Несмотря на такое весьма выгодное положение башни, Шамиль, наученный горьким опытом, на всякий случай усилил оборону Ахульго тем, что воздвиг два каменных строения, соединенные траншеею и обстреливавшие перекрестным огнем то небольшое пространство, по которому возможно движение к замку. Ко всему этому надо прибавить, что как в Новом, так и в Старом Ахульго все сакли, особенно стоящие впереди, были построены наподобие крепостей, соединены между собой крытыми галереями и подземными ходами, выходившими наружу. Везде, где только можно, на скатах утесов были частью вырублены в самом грунте, а частью надстроены подземные сакли, служившие, как и пещеры над Койсу, убежищем для отборных стрелков, поражавших наши войска на всяком пункте, где бы они ни появились.