20 часов
Началась игра в прятки. Сегодня утром я долго не мог решить для себя вопрос, сойти ли в столовую или заказать обед к себе. Но у меня нет причины тушеваться перед Люсиль. И я сел на свое место за столом. Она тоже. Непринужденно и с той любезностью, когда вас попросту не замечают. Как если бы набрали в рот воды. Кто сдастся первым? И само собой, первым сдался я. Я иду пить кофе в гостиную. Новая встреча у начала лестницы. Она смотрит сквозь меня. Я для нее человек-невидимка, меня попросту не существует. И я настолько глуп, что чувствую себя униженным.
Ужин проходит мрачно. По счастью, за столом присутствует наш новый сотрапезник, который долго толкует нам о своих передрягах с зубным врачом. После десерта я буквально удираю. Чего я не выношу, так это не холодность и даже не злобу — нет, это еще куда ни шло, — а ненависть, которая становится чуть ли не осязаемой. Возможно ли, чтобы за такой короткий срок… Выходит, она была настолько уверена, что я уже у нее под башмаком? Мысли, которым еще вчера я не позволил бы даже зародиться, сегодня сверлят мне мозг. Эти три происшествия, столь ловко подстроенные, не свидетельствуют ли они о чудовищной решимости, способной проявляться и в дальнейшем?..
Разумеется, я преувеличиваю. Я, в свою очередь, ищу причину сердиться на нее, чтобы не покидать поле боя без борьбы. Но вполне возможно, что в конце концов она вынудит меня покинуть «Гибискусы», так как эта холодная война мне не по зубам!
21 час
Я теряю представление о времени. С самого начала мне следовало бы помечать не только часы, но и дни. Я уже не помню, когда написал последние строчки этого дневника, что, впрочем, несущественно, поскольку за истекшее время ничего знаменательного не произошло. Мало-помалу мы с Люсиль научились избегать друг друга. Я обедаю и ужинаю примерно за час до нее. Мы неизбежно сталкиваемся, но обрели власть над своими глазами, и наши взгляды больше не притягиваются. Тем не менее я ощущаю ее присутствие с мучительной силой. Прежде чем выйти из квартиры, я выжидаю, смотрю в обе стороны коридора. Я остерегаюсь углов — будь то в коридоре, холле, на аллеях парка, где из-за неожиданности встречи рисковал бы не совладать с собой. Во второй половине дня, чего бы мне это ни стоило, я ухожу подальше от «Гибискусов», захватив с собой книгу; я беру напрокат шезлонг и усаживаюсь в тени над пляжем. Постепенно у меня выработались свои маршруты, остановки, я хожу по городу, в толпе, совсем как пугливое животное, у которого есть в лесу излюбленные тропинки и тайники. Естественно, я не переступаю порога библиотеки. Ею теперь заведует мадам Жоффруа. Я уже избегаю даже намеков на Люсиль в разговорах с Франсуазой и Клеманс, и тем самым мне удается выкроить себе минутку спокойствия — я хочу сказать, такую, когда я думаю о ней без враждебности.
О ней и об Арлетте! О ней и о любви! О ней и о женщинах вообще! И пусть мне объяснят, почему моя любовная жизнь в целом оказалась сплошным промахом. Что скрывается за причинами, которые я всегда толковал в свою пользу? Почему, к примеру, я сумел так быстро оторваться от Люсиль? Что толкнуло меня составить против нее настоящий обвинительный акт, даже и не пытаясь заслушать ее защитительную речь? Я был обязан сказать ей о своих подозрениях, а предпочел объявить ее виновной с места в карьер. И теперь я спрашиваю себя: уж не Арлетте ли я мщу за моральные убытки через Люсиль? Не знаю. Такая мысль, однажды придя мне в голову, станет навязчивой идеей — уж я-то себя знаю. Разве, полюбив Люсиль, я не обещал себе заставить ее страдать? Разве не этого я добивался? Если у меня внезапно пробудился к ней интерес, то не потому ли, что с самого начала я принял сторону Жонкьера? Так же как потом — сторону Вильбера и Рувра? Сторону жертвы? Жертвы обмана? И все это под личиной любви. Почему бы и нет? Разве после своей депрессии я не превратился в дичь, за которой охотится психиатр? И какова потаенная связь между моим намерением покончить с собой и этим странным любовным порывом, который сблизил меня с Люсиль? Я дорого бы заплатил, чтобы разобраться в движениях своей души.
21 час
В моих вещах кто-то рылся. Кто-то пробрался ко мне в квартиру. Я в этом почти уверен. Рылись в ящике моего письменного стола. Читали мои записки. Доказательство? Страницы перепутаны — шестая оказалась впереди четвертой, двадцать пятая на месте двадцать второй. Я слишком люблю порядок, чтобы самому учинить такое безобразие. В прежней квартире я принимал меры предосторожности и, уходя, прятал папку с бумагами, а здесь, забыв о подозрительности, ограничивался тем, что клал ее в ящик, оставляя ключ в замочной скважине. Зато я тщательно запираю дверь в квартиру. Значит? Кому-то пришлось воспользоваться отмычкой. Достать ее — не проблема. Вторых ключей здесь сколько угодно. Кому же было любопытно прочесть мой дневник? Кому? Ясное дело — Люсиль!