За бронёй… И висим мы.
И стреляем, как пашем.
И почти что не мнима
Безнаказанность наша.
Да, почти что… Но — мнима.
С каждым днём она тает.
Пули бьют чаще мимо.
Но порой — попадают.
Чаще лишь задевают,
Ослабев напоследок.
Но порой пробивают
И броню пятилеток.
И в махине железной
Занимается пламя,
И мы рушимся в бездну,
Подожжённую нами.
И всё видится шире.
Дым глаза застилает.
И никто в целом мире
Нам спастись не желает.
И неправда прямая
(А куда ж нам податься?)
Всё сильней прижимает
Нас друг к другу и к старцам.
Кто поймёт нас? — Всю эту
Заколдованность круга.
Никого у нас нету —
Мы одни друг у друга.
XI
Пьём за дружбу, ребята!
Мы друг к другу прижаты.
Мы друг к другу прижаты
И кругом виноваты.
Мы! — твержу самовольно,
Приобщаясь к погостам.
От стыда и от боли
Не спасёт меня Бостон,
Где в бегах я. Где тоже
Безвоздушно пространство.
Где я гибну… Но всё же
Не от пули афганской.
Не от праведной мести,
Вызвав ярость глухую,
А в подаренном кресле,
Где без жизни тоскую.
Где и злость, и усталость —
И пусты, и тревожны…
Где так ясно: осталась
Жизнь — где жить невозможно.
Там, в том Зле, что едва ли
Мир не сцапает скоро.
Там, откуда послали
Этих мальчиков в горы.
XII
Мы! — твержу. Мы в ответе.
Все мы люди России.
Это мы — наши дети
Топчут судьбы чужие.
И вполне, может статься,
Тем и Бог нас карает,
Что кремлёвские старцы
В них, как в карты, играют.
Нет!.. Пусть тонем в проклятьях,
Мы! — кричу, надрываясь.
(Не «они» ж называть их,
В их стыде признаваясь.)
Мы!.. Сбежать от бесчестья, —
Чушь… Пустая затея…
Мы виновны все вместе
Пред Россией и с нею.
Тем виновней, чем старше…
Вспомним чувства и даты.
Что там мальчики наши —
Мы сильней виноваты.
XIII
Мы — кто сгинул, кто выжил.
Мы — кто в гору, кто с горки.
Мы — в Москве и Париже,
В Тель-Авиве, Нью-Йорке.
Мы — кто пестовал веру
В то, что миру мы светим,
Мы — кто делал карьеру
И кто брезговал этим.
Кто, страдая от скуки
И от лжи, — всё ж был к месту.
Уходя то в науки,
То в стихи, то в протесты.
Кто — горя, словно в схватке,
В мыслях путаясь рваных,
Обличал недостатки
В нашумевших романах.
Иль, гася раздраженье,
Но ища пониманья,
Приходил к постиженью,
А порой и к признанью.
XIV
Мы — кто жаждал не сдаться,
В дух свой веря упорно.
Словно нас эти старцы
Не держали за горло.
Жил — как впрямь признавая,
Что тут бой, а не яма,
Адской тьме придавая
Статус жизненной драмы.
XV
Да — тоской исходили.
Да — зубами скрипели.
Всё равно — допустили.
Всё равно — дотерпели.
Старцы — нелюдь. Мы ж — люди.
Но всю жизнь без печали
Мы не сами ль на блюде
Им детей подавали?
Без особых усилий,
Не поморщившись даже.
Мы привыкли. Мы были
В детстве поданы так же.
И взлетал так же слепо
Тот же радостный голубь.
Надо вырваться к небу.
Трудно вырваться… Прорубь.
XVI
Мальчик, сдвинувший брови
В безысходной печали,
Меньше всех ты виновен,
Горше всех отвечаешь.