– Убейте меня… кто-нибудь… пожалуйста…
Я бы не поверил собственным ушам, но случившееся дальше ясно показывало, что капитан Кейн не в себе. Зачем иначе раз за разом стукаться лбом о стену?
– Эй, ты чего?!
Пришлось схватить его за плечи и дернуть на себя. Хорошо, что позади оказалось просторное кресло, которое хоть и скрипя, но приняло нас в свои объятия. И вот теперь я уже с полной уверенностью мог заявить всему миру, что мой напарник сошел с ума или того, что вообще у него имелось в голове, потому что Мо затих на мне на долгую минуту, в течение которой только и оставалось молиться, чтобы никто не заглянул в вестибюль перед кабинетом полковника фон Хайст. Репутация, знаете ли, такая хрупкая штука: хорошо, когда она есть, но когда ее слишком много… М-да.
– Может, встанешь?
Он послушно приподнялся, впрочем не покидая окончательно мои колени. Просто сел, ссутулившись. Ладно, не так уж и тяжело. Выдержу.
– Что стряслось?
Молчание длилось достаточно, чтобы вызвать у меня приступ чесотки, особенно в правой ладони, которой так и хотелось съездить по растрепанному затылку. Но, поскольку Морган и так выглядел прилично стукнутым, да еще чем-то намного тяжелее моей руки, праведное негодование поворчало и уползло подальше в тень.
– Вот ты умеешь действовать по обстоятельствам? – горестно вопросил вдруг капитан Кейн куда-то в пространство.
Странный вопрос.
– Конечно. А что?
– И Джей умеет. Рэнди уж точно. И все умеют…
– А тебе-то что? Можно подумать, ты не умеешь!
– И я умею… Только обстоятельства, они…
Я не видел его лица, но казалось, он вот-вот заплачет. Слез я мог ожидать от Паркера, от Рэнди, который, чего уж там, любит иногда всплакнуть над чем-нибудь мелодраматическим, только Морган и слезы как-то не вязались друг с другом. Я успел увидеть на этом лице выражение разных чувств, от ярости до печали, и все же слез не было. Никогда. А сейчас мне подумалось, что, наберись я наглости или смелости повернуть его лицо к себе, и сделал бы новое открытие. Из жизни напарника.
– Обстоятельства, они иногда такого требуют…
Он все-таки убрался с моих коленей. И даже остался стоять на своих двоих, хотя и слегка пошатывался. И конечно, ни капли он не плакал. На нем вообще лица не было: какой-то эскиз. Набросок, а не лицо. И глаза глядели не просто жалобно, а умоляюще.
– Убей меня, а?
– Один выстрел. Всего один выстрел. Тебе же не будет жалко?
В юности я, признаться, не пренебрегал походами в школьный клуб, занимающийся постановкой всевозможных пьес, классических, современных, народных и прочих. В общем, драматическое искусство мне не чуждо, и при случае я сам активно трясу стариной в этом смысле, но Морган…
Он же вообще притворяться не умеет! Особенно в моем присутствии. Были попытки, конечно, пару раз, но закончилось все форменным позором. Разве только тогда, при той краткосрочной амнезии рядом со мной находился человек, о котором я не имел ни малейшего представления. Но сейчас-то он все прекрасно помнит и сознания не терял. Хотя в кабинет я не заглядывал, и утверждать наверняка…
Нет, баскетбольного мяча там точно не найдется. Максимум мяч для гольфа.
– Мо, или ты скажешь, что случилось, или я…
Он ссутулился еще больше, садясь на корточки, уткнул лицо в ладони, долго тер ими кожу, потом посмотрел на меня.
– Это ужасно, Амано.
– Да что именно ужасно?!
Я ждал какого-нибудь несусветного откровения, но то, что услышал…
– Барбара считает, что Адвенте нужна мать.
Нет, его точно надо треснуть. По лбу. По затылку. По заднице. Куда достану, везде треснуть. Я, можно сказать, чуть сам с ума не сошел, наблюдая все это представление, а оказывается, всего-то и случилось, что…
– Ты понимаешь, что это значит?
А скорбь-то какая в голосе!
– Обычные женские разговоры. Забей.
– Она хочет меня женить.
О, сколько трагизма! Кажется, знаю, кого можно рекомендовать на роль Гамлета. Хоть в малый, хоть в большой драматический бедлам.
– Ты разве плохо знаешь свою тетушку? Очередная шутка. Удачная, кстати, если посмотреть на тебя сейчас.
– Вот и ты все шутишь… – В тоне его голоса послышалось что-то новое. Похожее на злобу. – У человека беда, а он скалится…
– Человек над чужой бедой не скалится, – нравоучительно заметил я. – Если он человек.
– Слушай…
И тут он прыгнул. Ловко, как ни странно. И повис надо мной, опираясь на подлокотники кресла, как на брусья.
– А давай скажем Барбаре, что мы… это… того… а? И никакой жены мне не надо. Эд вообще будет только рада: ей тетушки за глаза хватает в качестве «женской руки» в доме.