«Спи, пока есть возможность», – посоветовал Источник, шевельнувшись в груди. «Спи, пока не закончилась ночь».
***
Казалось, что то была первая ее ночь, когда мороз не облизывал высунутые из-под пледа пятки. Вивьен постаралась сохранить тепло под куполом мокнущей ткани, и задача эта удавалась ей вполне неплохо, мороз не мог просунуть костистую руку в щель меж досками пола. Инквизиция дремала под покровом дождливой ночи, оставив заботу о безопасности трем несчастливым дежурным.
Эллана спала крепко, не ворочаясь и скидывая пледа с покатых плеч. Долийке снились потерянные народом Долы. Знакомый шелест травы, блеяние белогривых галл, пробудившихся с самым рассветом, шепот северного ветра. Завеса стучала по швам: многовековая скорбь раздирала ее на мелкие части. Краем глаза эльфийка заметила волчью стаю, бегущую за падающим за горизонт солнцем, и поежилась, чувствуя, как задрожали пальцы.
– Боишься? – шепотом произнес знакомый мягкий голос. – Они пройдут мимо, Vhenan, преследуют добычу.
– Немного, – подтвердила Эллана, что с самого детства боялась волков. – Если не трогать их, они же не кинуться на нас, да?
– Да, – подтвердил маг с осторожной улыбкой. – Сытые волки уж точно тебя не тронут.
Во сне девушка забыла о том, что Солас давно покинул ее, что часть смуглой плоти утрачена, что Корифей побежден, а над миром висит новая угроза. Эллана помнила лишь запах Священной равнины, настроение, царящее на холме, оставленном каменному волку под присмотр, и воспоминания сделали свое дело, погрузив ее в прошлое. Увидев отступника, долийка с жадностью прильнула к его груди. В порыве нежности девушка не заметила, что сперва эльф ее отстранился, руки его зависли в воздухе, не решаясь обнять любимую в ответ, и все же заключили объятья.
– Vhenan, ты не дрожишь?
– Нет. Мы же выяснили, что бояться уже не нужно.
– Жаль, что нельзя выяснить, как не дрожать от холода, – улыбнувшись, ответил Солас. – Ветер здесь… Никогда не был мне по душе.
– А мне всегда нравилось, как он клонит траву к земле. Впрочем, мы все равно скоро уходим. Каллен уже разведал те древние эльфийские руины. Говорит, что это какой-то древний эльфийский храм, и я хотела бы заглянуть в него, пока есть время.
Ее рвение, желание в очередной раз покопаться в эльфийских легендах, руинах и записях, – Солас всегда поощрял. В памяти долийки еще жили картинки, на которых улыбающийся маг не мог отвести взгляда от увлеченной памятником Митал Элланы, на которых эльф с упоением читал ей древние руны, объяснял, откуда тевинтерцам были известны многие созвездия, тайные знания и секреты магии древности. Он любил вид ее горящих интересом очей. Зеленых, как разрез в небе.
– Храм Диртамена, я читал этот отчет. Хочешь, расскажу очередную легенду? – спросил Солас, пока Эллана чувствовала, как руки его мягко скользят по ее волосам. – Она может показаться тебе мерзкой.
– Мне не впервой слышать от тебя мерзкие истории про наш народ, – ответила долийка, лишь сейчас отстранившись, чтобы привстать и оставить на его губах след своих.
Эльф улыбнулся, и улыбнулся горько, привлекая долийку к себе. Солас вспомнил сладкий запах ее согретой солнцем кожи, разглядел на руках Элланы тысячу затянувшихся царапин и ран, и в душе его шевельнулась печаль. Печаль, что так сложно изгнать из многострадального тела, некогда принадлежащего Богу.
– Храм Диртамена, как и любой другой человеческий или эльфийский храм, был полон монахами и последователями, – говорил эльф, опуская руки ниже, к ее талии, к бедрам. – И монахи служили своему божеству, храня его многовековые тайны, следуя его заветам, не покидая его стен…
– Не покидая стен? Никогда-никогда? – выдохнула долийка, чувствуя, что ладони Соласа сжимают ее все сильнее.
– Никогда, – ответил он, приподнимая Эллану над землей. – Бог не хотел, чтоы кто-то рассказал Народу его тайны.
Маг посадил ее на холодную каменную плиту, служившую когда-то давно пьедесталом для очередной статуи. Долийка улыбнулась, чувствуя, как краснеют кончики ее ушей. Ей нравилось это, нравилось, когда Солас мог взять ее на руки и усадить так, чтобы глаза Элланы были напротив его глаз. Руки отступника вновь овили ее талию, робко, не так, как он делал это всегда. Маг точно боялся, что Эллана вот-вот оттолкнет его, что она, наконец, вспомнит случившееся и на щеке отступника останется след ее крепкой печальной пощечины…
– Они служили своему богу верой и правдой, – говорил маг, медленно касаясь губами ее щек, губ, шеи. – Не нарушая обетов, не отходя от храма ни на шаг, держа его в чистоте к каждому новому визиту Святейшего.
– И Бог действительно приходил к ним? – спросила девушка, чувствуя, как бессознательно подается навстречу его все более смелым поцелуям, касаниям теплых губ.
– Бог, – грустно выдохнул маг, не желающий использовать это слово чаще. – Приходил. Но после войны, затеянной другим богом, он вдруг исчез… А монахи не позабыли своих обетов. Они ждали его внутри, даже когда ополчившийся на богов Народ перестал помогать им и приносить пищу в дар.
Девушка молча сложила губы в тонкую нить. Что-то в рассказе Соласа казалось ей необычным, выделяющимся из уже рассказанного. Говоря о древних легендах раньше, он использовал излюбленный восторженный тон, сейчас же голос мага был лишь отчаявшимся, грустным, точно он вспоминал то, что видел своими глазами.
А, быть может, Солас и видел? Эллана помнила о любви мага к путешествиям по бескрайней Тени, помнила о том, как увлеченно отступник исследует незнакомый ей мир, впитывая в себя его тайны. Долийка мягко погладила эльфа по щеке, заставляя того поднять взгляд к ее зеленым глазам и улыбнуться. Грустно, холодно, но улыбнуться, чувствуя, что Эллана готова слушать.
– Они умерли? – спросил девушка тихо.
– Все умерли. Пока ждали и надеялись на его возвращение – умерли.
– Потому, что Бог запретил им выходить, а потом вдруг исчез, бросив своих людей на произвол судьбы? Мне не нравится эта история.
– Мне тоже, – также тихо ответил ей маг.
Солас в последний раз привлек к себе Эллану, требуя ее поцелуй. Его сухие жесткие губы касались ее – мягких, теплых, создавая контраст двух текстур. Долийка прикрыла глаза, ноги ее овили его талию, а руки сами собой потянулись к поясу отступника. Так привычно ей было желать его даже после грустных легенд, так знакомо чувство губительного томления, рвущего грудь на части… И так незнакомо это – жесткая хватка мага, сжимающего ее тонкое запястье, отстраняющая, не позволяющая взять.
– Я бы так хотел этого, Vhenan, – выдохнул он с горечью. – Может быть, позже.
– Почему нельзя сейчас, Солас? – непонимающе спросила Эллана. – Здесь никого нет.
– Это было бы подло, – ответил он, поглаживая ее смуглую щеку. – Когда я ушел, Vhenan, когда я ушел и забрал богов за собой, мои люди ждали. Они не боролись с захватчиками, все думали, что кто-то придет им на помощь, возносили окровавленные руки к небесам и молили о помощи, после – о справедливости, а затем и о мести. Но, Эллана, никто не пришел тогда, каждый новый зов оставляя без ответа.
Источник беспокойно шептался в ее голове, рассказывая все новые и новые подробности завоевания, но стоило магу вновь поднять руку к виску долийки, как голоса смолкли, оставив после себя звенящую тишину. Равнина молчала, молчало все вокруг, точно Эллане заложило уши. Она подняла взгляд к Соласу, зрачки ее дрожали не то в смятении, не то в страхе, пока маг не мог заставить себя говорить. Понимание пришло слишком поздно, чтобы бежать или задать вопрос.