– Не плохо, только неправильно.
Магистры играли с погодой, меняя климат страны из века в век. Нет, Эллана знала, что это лишь слухи, бродящие в грязноликой толпе простаков, но поверить в них оказалось делом слишком легким. Стоило жаре воцариться на улице, как на подмогу приходил свежий порыв ветра, если над головой собирались тучи, солнце тут же одерживало верх над их едким свинцом. Совпадение? Никто из спутников не замечал удобных погодных метаморфоз, и долийка вскоре перестала заговаривать на столь щекотливую тему со спутниками.
Говорить о магии с Кассандрой оказалось сложнее всего. Искательница не разделяла восторгов подруги. Волшебство, творящееся на улице, не вдохновляло ее на подвиги и не вселяло любви, та хотела лишь побыстрее закончить с делами и вернуться за Жрицей Викторией в Орлей.
– Тевинтер – антоним любой известной мне правильности, – говорила чародейка, не меняя интонации. – Ты же не планируешь говорить об этом в магистрариуме?
– Нет. Я уже знаю, когда и где можно задавать наивные вопросы.
Вивьен заговорчески улыбнулась, откладывая золоченое зеркальце прочь. Эти манипуляции она проводила каждый вечер: усердно втирала в кожу какой-то пахучий экстракт, пальцами разминала веки, а после засыпала, чтобы всю ночь провести в одной позе, даже не измяв пижамы.
Обычно в этой повозке спала и Кассандра, долго читавшая на ночь и не гасившая блеклый свет лучины. Но вчера вечером на неприметный с виду караван напал отряд все тех же наемников, и Искательница пожелала ехать в сопровождении снаружи. Наготове она держала меч и щит, обещая Варрику, что его спасет первым, как важнейшую часть их весьма скромной компании.
– Нашему магистру, очевидно, нравятся твои вопросы, – заметила женщина, садясь на застеленную матрасом лавку.
– Дориан привык к тому, что мне до всего есть дело.
– Милая, кто сейчас о нем говорит? Я о нашем красивом господине эльфе.
У Вивьен всегда был такой ласковый медовый голосок, когда та передавала сплетни. Магичка улыбалась, смотря за Элланой. Эльфийка медленно понимала, о чем идет речь. Щеки, кончики ушей ее покраснели, губы мелко вздрогнули. Девушка прикрыла глаза, отворачиваясь к стене.
– О чем ты?
– Метелл часто спрашивает о тебе.
«Подхалим», – шепнул эльфийке Источник. За стенами послышалось ржание коней. Караван проходил очередное узкое ущелье, и лошади боялись сорваться вниз. Эллана протестовала, отговаривала процессию продолжать путь в темноте, но ее слова давно не имели прежнего веса. Метелл убедил всех, что погибнуть, сорвавшись в пропасть, с тевинтерским магистром в сопровождении невозможно.
– Вчера он спрашивал у меня, давно ли ты такая угрюмая, что веселило тебя раньше. И о твоей родне хотел узнать.
– Какой любопытный волшебник, – пробурчала Эллана, прячась под одеялом. – Лучше бы его так интересовало собственное происхождение.
Лошади продолжали недовольно пофыркивать, но шли сквозь темноту. Ночь радовала путников теплом, Эллана засыпала без старой шерстяной накидки. Тень звала ее на свидание, и сопротивляться ее воле оказалось выше сил эльфийки. Пусть утром она очнется на дне высушенной солнцем каменной котловины… Какая разница, если упадет во сне?
– А что ты ответила? – спросила Эллана, закрывая глаза.
– Что раньше тебя просто веселил другой эльф.
***
Тот сон отразился в ее памяти слишком ярко, словно вспышка света во тьме заблудшей души. Эллана вспомнила Зимний дворец с его бесконечно-синими башнями, сводами, с золотыми парапетами тут и там. В воздухе также стоял запах вина, Орлей глядел на Вестницу с нетерпением… Бальная зала, полнившаяся медленно вальсирующими людьми, и она, сбегающая от заинтересованных в полезном знакомстве аристократов. Дивный был вечер, верно?
Долийка действовала хитро, уходила в общей суматохе, чтобы никто не нашел. Краем глаза она заметила у стола с закусками Быка. Кунари и без того приковывал взгляд, но коссит, без остатка поедающий одно угощение за другим – вот, где буржуа нашли истинное представление. Тарелки пустели быстро, и время неумолимо кончалось, приходилось торопливо пробираться сквозь толпу.
Вместо привычного красного мундира на Эллане оказалось тяжелое черное платье с золотой вышивкой из галл и волков, оно затрудняло движения, не давая девушке поднять ногу так, чтобы перескочить несколько ступенек сразу. Долийка врезалась в чью-то широкую спину, извинилась на бегу и двинулась дальше, не разбирая пути. Люди не уступали дорогу, толпились вокруг, занятые зрелищем.
– Осторожнее, – ласковым шепотом ответила ей очередная преграда на пути, подавая руку.
Руку, которую эльфийка приняла. Она сжала чужую ладонь дрожащими пальцами, слепо следуя мимо кучкующейся группками толпы. Эллана поняла, кто проводит ее, слишком поздно, чтобы высвободиться из стальной хватки. Волк уже сжал челюсти на ее тонкой шее. Как давно он касался ее, пусть и вот так, невинно? Как давно говорил с ней, как?
Солас вел Эллану за собой, позволяя той ступать медленно и осторожно. Он не спешил, ведь у них была еще целая ночь. Эльфийка чувствовала, как на языке ее всплывает горьковатый привкус горя, жалости, как становится все труднее и труднее дышать. Он ведь держал ее за руку здесь. Однажды. В ту ночь, когда Орлей обрел нового императора, когда Бриала заняла место на троне, не показываясь при этом никому.
Когда долийка осознала происходящее до конца, музыка стала тише, впереди показался уже знакомый балкон. Тут они танцевали когда-то, тут вальсировали, кружили в такт музыке. Как давно? Словно в прошлой жизни, когда долийке еще не приходилось бежать за ним вслед. Эллана потянула руку к себе, пыталась выбраться, но все тщетно. Если та упиралась ногами в пол, Солас просто тянул ее дальше, словно капризное дитя.
– Мне больно, – шепнула она, не зная, что еще следует сказать.
– Нет, не больно. Этой рукой ты не чувствуешь ничего.
Маг улыбался, словно держал Эллану за руку не несколько лет назад, а только вчера. Эльфийка видела, как выцветшие веснушки украшали его лицо, как в глазах мечутся знакомые искорки, как тонкие губы изображают улыбку. Она помнила. Помнила каждый сантиметр этой кожи, меряла ее поцелуями, ласками, жаждущими касаний руками. Она помнила его слишком хорошо, чтобы позволить себе не понять теперь.
– Прости, что я врываюсь вот так, без предупреждения. Видят Небеса, я этого не хотел.
– Я хотела, – вновь прошептала долийка, на этот раз сильнее сжимая его ладонь. – Я знаю, когда ты смотришь за моим сном, Солас, и это происходит слишком часто.
Слишком, тут долийка была права. Музыка угасала, и Эллана не собиралась облегчать Соласу жизнь. Она не билась в истериках, не проклинала его, требуя справедливости, не выкрикивала проклятья магу вслед. Эльфийка лишь смотрела на Бога, что покинул ее несколько лет назад. Без обид, с сожалением, с горечью.
Теплая ладонь мужчины выскользнула из ее рук. Солас на минуту забыл, зачем он пришел, взгляд его дрогнул, как и решимость. Сухая шершавая рука погладила Эллану по щеке, пробуждая в душе прежние чувства. Его тепло, его касания, сам он, во плоти. Не то зло, которое девушке представляли сопартийцы, не очередной новатор, решившись перекроить мир. Долийка закрыла глаза, все еще пытаясь поверить во встречу, но сказка ушла слишком быстро, отступник вспомнил себя, долг, убрал ладонь, чтобы отстраниться от девушки. Он сделал шаг назад, оставляя меж собой и Элланой приличное расстояние.
– Мне нужно знать, для чего ты в Тевинтере.
– В Тевинтере? – переспросила девушка, решая, нужно ли отпираться. Источник подсказал ей, что юлить поздно, и Эллане пришлось закусить губу. – Почему ты хочешь об этом знать?