I
Клонящееся к закату солнце вызолотило оконную раму, залило мягким тёплым светом пол, стены и лежащие на столе документы, выкрасило золотисто-рыжие волосы Арьяты в пурпурно-ржавый цвет. Ведьмочка сидела на столе и обматывала яркой обёрточной бумагой цветочный горшок, в котором красовался тёмно-зелёный круглый "мохнатый" кактус с фиолетовым бутоном ещё нераспустившегося цветка.
Анна бесшумно материализовалась в кресле с закинутыми на стол ногами, не утруждая себя проходом через дверь.
--Привет, -- не оборачиваясь, произнесла Арьята. Она уже привыкла к тому, что наставники сыпятся на голову, откуда ни попадя.
--Привет, -- буркнула княжна, с некой долей удивления наблюдая за упаковыванием кактуса.
--Вы не знаете, отец Рид сейчас дома? -- поинтересовалась девочка.
--А где он ещё может быть, -- фыркнула чародейка, -- он же ещё на больничном. И перестань называть меня на "Вы", чувствую себя старухой!
--Угу... -- Арьята закончила привязывать к цветочному горшку бумажный бант, -- как думаешь, ему понравится?
--Что? -- не поняла Анна.
--Кактус, -- улыбнулась ведьмочка, -- это вместо того, который засох.
--Так это ты для Рида из него новогоднюю ёлку делаешь? -- засмеялась чародейка.-- Тгда, конечно, понравится.
--Ну... -- девочка чуть смутилась, -- а к Вам тут отец Хьюго заходил, -- сменила тему она.
--Во-первых, не к Вам, а к тебе, во-вторых, что ему было нужно?
--Не знаю, он не сказал, -- пожала плечами Арьята, -- зашёл, увидел, что тебя нет, вышел. Долго тёрся под дверями, потом заглянул снова, попросил ручку и лист бумаги. Что-то усердно настрочил, сложил вчетверо и сказал, чтобы я тебе передала. Потом ушёл.
--И что же он писал? -- ехидно осведомилась княжна.
--Без понятия. Я не настолько любопытна, чтобы читать чужие письма, даже если это любовные послания, -- усмехнулась ведьмочка, ставя кактус на стол.
--Любовное послание... Да нет, он, скорее вызов на дуэль напишет, -- задумчиво протянула Анна Ди Таэ, -- кстати, а откуда ты знаешь, что это любовное послание? -- хитро прищурилась она.
--А что ещё может писать парень, краснея при этом как спеющий помидор? -- хихикнула девочка, передавая чародейке сложенный вчетверо листок.-- Ну, ладно, я пошла, -- Арьята спрыгнула со стола и, подхватив кактус, направилась к выходу.
--Угу, -- княжна задумчиво разглядывала послание, -- недолго только. Вечер уже. Скажешь Риду, чтобы проводил. А лучше вообще у него переночуй!.. -- крикнула Анна вслед ученице.
Дождавшись, пока шаги Арьяты окончательно стихнут в коридоре, чародейка, наконец, развернула записку, в глубине души надеясь, что это действительно вызов на дуэль. Так бы всё было гораздо проще.
"Княжне Высокого дома Анне Ди Таэ" -- значилось вверху. Почерк у Де Крайто оказался довольно своеобразный: тонкий и вычурный, напоминающий эльфийскую вязь, но вполне разборчивый.
"...Анна, здравствуйте. Я не застал Вас в отделе, решил оставить записку. Правда, хоть убейте, не знаю, зачем я это сделал (перечёркнуто).
Мне нужно с Вами поговорить. Это срочно. Завтра с командой чистильщиков я отбываю в Выборг.
Вероятно, что это задание станет для меня последним (перечеркнуто). Возможно, я уже не вернусь в Будапешт (перечеркнуто).
Мне нужно с Вами встретиться. Церковь на южной окраине города Вы помните.
Хьюго Де Крайто".
Анна ещё раз перечитала написанное. На любовное послание это походило меньше всего. Скорее на прелюдию к завещанию. Впрочем, поговорить с Де Крайто действительно нужно. Княжна взглянула на часы: что ж, до темноты она как раз успеет добраться на южную окраину.
II
Арьята, прижимая к груди упакованный в яркую обёрточную бумагу горшок с кактусом, с замиранием сердца нажала кнопку звонка у тёмной деревянной двери, покрытой вычурной резьбой. Первые секунд десять ничего не происходило, потом девочка услышала, как за дверью что-то упало, затем послышался щелчок замка и дверь, наконец, распахнулась. Несколько секунд после этого Арьята удивлёно рассматривала возникшего на пороге Рида. На архонте была тельняшка, синие спортивные штаны с латками на коленях и красно-белые кеды. А собственно, чего она хотела, священник, всё-таки, находился у себя дома и отнюдь не обязан был денно и нощно носить сутану.