Французское правительство полагает, что после этого инцидента лучше не оставлять полковника Адлебера в Бельгии. Ему будет дано командование в армии. Бельгийский посланник в Париже барон Гийомм, волнение которого вызывает сострадание, посетил меня, в свою очередь, чтобы беседовать со мной об этом неожиданном отступлении на Антверпен. Особенно волнует его предстоящее вступление немцев в Брюссель. Он желает знать мои мысли по этому поводу. Я отвечаю ему, что мы считаем вступление их, к несчастью, вероятным и очень огорчены за жителей города, которые, несомненно, подвергнутся всяческим притеснениям. Однако, продолжаю я, как ни печально будет занятие немцами Брюсселя, в военном отношении оно не является катастрофой. Бельгийская армия восхитительно выполнила свою роль, сдерживая немцев в течение пятнадцати дней. Естественно, что она перестраивается теперь в укрепленном лагере Антверпена, в то время как англичане и мы готовимся к большому сражению, предстоящему на границах.
Фердинанд Дрейфус, сенатор от департамента Сены и Уазы, под руководством которого я тридцать четыре года назад впервые выступил молодым адвокатом, прислал ко мне одного эльзасца, приехавшего в Париж одновременно с аббатом Веттерле. Это г. Блюменталь, продолжавший занимать место городского головы в Кольмаре до 31 июля, когда немцы сместили его по подозрению в чрезмерных симпатиях к Франции. Ему удалось бежать через Швейцарию. Невысокого роста, еврей, с проседью, с острым взглядом, умным лицом и энергичными скулами. На прекрасном французском языке с тем эльзасским акцентом, который теперь глубоко волнует меня, он говорит мне, что первое дело под Мюльгаузеном, как ни оплошало при этом руководство, сделало большую честь французскому оружию и произвело большое впечатление в Эльзасе. Он советует нам организовать как можно скорее, даже еще во время войны, гражданское управление в аннексированных провинциях по образцу германского. Иммигранты оставят страну, тех эльзасцев, которые за последние годы примкнули к немцам, надо будет осторожно устранить, но огромное большинство населения, уверяет он, с радостью отнесется к безусловному возвращению Франции.
Жюль Камбон, возвратившийся наконец в Париж, рисует мне в волнующих выражениях свою долгую и печальную одиссею. Кроме того, он сообщает мне сведения, собранные им во время своего пребывания в Копенгагене, Христиании и Лондоне. Он видел датского короля, который сказал ему: «Не говорите никому, кроме президента республики, что я принял вас. За всеми нами устроена здесь невероятная слежка. Все мы ушли за Францию и Англию, но мы не можем сказать этого. Нам приходится очень опасаться гнева Германии». Во время пребывания Жюля Камбона в Копенгагене его неоднократно посещала принцесса Мария, супруга принца Георга Греческого и дочь принца Ролана Бонапарта. Камбон заметил ей: «Зачем вам утруждать себя? Разрешите мне посетить вас». «Нет, – возразила она, – вы не можете пройти незамеченным, а надо избежать подозрений, что вы встречаетесь с моим мужем. За всей королевской семьей шпионят». Жюль Камбон добавляет, что, несмотря на этот всеобщий террор, общественное мнение Дании очень благожелательно к нам. В Христиании король Гаакон тоже сказал нашему послу: «Мы душою с вами, но мы вынуждены оставаться нейтральными, так как мы только что подписали соглашение со Швецией, чтобы иметь уверенность в том, что она сама не выйдет из нейтралитета. Как моряк, я озабочен теми затруднениями, на которые, несомненно, натолкнется британский флот. Он рискует потерять свою силу в ожидании встречи с германским флотом. У него совершенно нет морской базы. Если ему придется искать ее на наших берегах, мы будем вынуждены противиться этому, так как позволить ему это будет означать выход из нашего нейтралитета… В конце концов я надеюсь, что вы, несмотря ни на что, одержите верх, ибо, если вы будете разбиты, мы не преминем очутиться под сапогом Германии. Наконец, в Лондоне Асквит и сэр Эдуард Грей в разговоре с Жюлем Камбоном признали, что отсутствие морской базы (в настоящий момент оно сильно затрудняет и нас самих в наших операциях на Адриатическом море) чрезвычайно стеснительно для Англии. Они дали понять, что после побед на суше можно будет добиваться согласия Дании, обещая ей возврат Шлезвига и датской части Гольштейна. Англия, кроме того, заинтересована в том, чтобы Кильский канал объявлен был на будущее интернациональным и нейтрализованным. Король Георг V энергично заявил, что его страна будет продолжать войну до падения Гогенцоллернов.