Уезжаю из Парижа с Мильераном осматривать военные учреждения тыла.
Прибыв в Дижон, осматривали ремонтные мастерские для армейских велосипедов и мотоциклов, получивших тяжелые повреждения. Затем осмотрели строящийся холодильник, склад лагерных принадлежностей, станционный магазин, военную пекарню, продовольственные поезда. Потом отправились на распределительный пункт на станции И-сюр-Тилль, наблюдали здесь отправление отпускников, составление продовольственных поездов, распределение посылок, почтовую службу, секцию автомобильного парка. Все это функционировало безупречно. Остановились в Андильи, где осматривали 1-й резерв инженерных войск, затем в Нев-Шато, где осмотрели запас санитарного материала и эвакуационный госпиталь. Весь день провели, таким образом, за кулисами той страшной драмы, которая разыгрывается на фронтах. Переночевали в моем поезде, из Дижона уехали на север, в зону действующих армий.
Поехали на автомобиле в Клермон в Аргоннах. Проезжали Бозе, от которого остались одни развалины, и Нюбекур, где на небольшом фамильном кладбище спят вечным сном мои родители и где немцы похоронили несколько своих убитых. Я не имею даже права сделать здесь небольшую остановку. Я уже не принадлежу самому себе, должен забыть все, что касается только меня лично.
В Клермоне мы знакомились на вокзале с функционированием службы снабжения и наблюдали раздачу мороженого мяса. В Вальми наблюдали на военном перроне выдачу тяжелых снарядов. В нашем присутствии были открыты новые узкоколейки между Ов и Сомм-Сюипп.
В Шалоне-на-Марне я встретил Леона Буржуа, которому назначил здесь свидание. Мы завтракали в моем поезде с генералами де Лангль де Кари и Петеном. Последний недавно принял командование новой армией, на правом крыле 4-й армии, между Сент-Менегульдом и Сомм-Сюиппом. Он все более поражает меня ясностью и точностью своих мыслей. Оба генерала надеются на успех наступления, подготовляемого Жоффром. К концу первого или второго дня, говорят они, будет известно, провалилось ли наступление, в таком случае надо будет остановиться и не продолжать операции. Если же, напротив, нам удается прорвать первые и вторые линии неприятеля, мы используем этот успех дальше, по меньшей мере до Эны. Оба генерала утверждают, что офицеры и солдаты верят в успех и что никогда дух войск не был на таком высоком уровне.
Во второй половине дня мы осмотрели в Шалоне, Компертриксе, Шентриксе и Фаньере автомобильные парки, санитарные секции, производство окопных орудий и торжественно открыли недавно достроенные мосты. В общем, мы проверили функционирование тех учреждений, которые обеспечивают в тылу ежедневное снабжение армий продовольствием и военными материалами. Ужинали в моем поезде близ Эперне. За ужином генерал де Кастельно, командующий группой, в свою очередь высказал мне свое мнение о проектируемом наступлении. Как и Петен и Лангль, он думает, что оно подготовлено таким образом, что имеет самые большие шансы на успех. Армия Петена получила 300 тяжелых орудий, армия Лангля – 360. Надо думать, что немцы значительно усилили свои укрепления. Но и мы построили сотни километров траншейных ходов и железные дороги в Дековилле. По мнению Кастельно, атака, которую мы предполагаем предпринять к северу от Арраса, должна начаться на четыре-пять дней раньше атаки в Шампани. Будем ждать и надеяться.
По возвращении в Париж я нашел несколько депеш из России. В Москве, святой Москве, очаге русского национализма, состоялись важные народные собрания, на них требовали продолжения войны до победного конца, но выставлены были также требования, чтобы царь устранил своих нынешних советников и немедленно назначил ответственное министерство26. Палеолог считает, что нам лучше не следовать совету генерала де Лагиша и не просить царя отказаться от своего решения относительно великого князя Николая Николаевича. Конечно, приходится весьма сожалеть об этом решении, но императору покажется, что мы делаем ему упреки, он сочтет это с нашей стороны бестактностью и, быть может, тем упорнее будет стоять на своем. Он печален, тверд и спокоен, но черпает свое хладнокровие в своей религиозности и в своем мистицизме. Доводы рассудка в настоящее время мало действуют на него, и, если пытаться насиловать его убеждения, он, чего доброго, прибегнет к какому-нибудь крайнему решению. Поэтому Палеолог считает, что, как ни сдержанно мое послание, разумнее будет не передавать его царю. Что касается великого князя, то он живет в мире грез, это какая-то смесь рыцарства и мистицизма. В каждом поражении своей армии он видит защищающую его руку божественного провидения. В этом его сила, но также его слабость. Положение на фронте внушает тревогу. Кризис снаряжения подходит к концу. Но кризис вооружения – винтовок и орудий – крайне серьезен. Точно так же кризис контингентов. Последний сказывается не в недостатке состава – людской материал здесь неисчерпаем, – а в нехватке офицеров, унтер-офицеров и обученных рядовых: гекатомбы последних месяцев составили около полутора миллионов человек, в результате запасные батальоны совсем сократились. Что касается кризиса высшего командования, то пока еще невозможно предвидеть всего его значения. Внутреннее положение тоже чревато опасностями. По словам Палеолога, надо считаться с тем, что еще до конца войны могут вспыхнуть революционные беспорядки (Петроград, № 1069 и сл.). Царь отправился вчера вечером в ставку и прибыл туда сегодня в 16 часов. Палеолог думает, что он возьмет командование в свои руки. Царь не согласился даже оставить великого князя Николая Николаевича при себе в качестве начальника генерального штаба27 (№ 1086).