— Нет! Если бы я была осторожнее, если бы я всё тщательнее продумала… что смута ослабит стражу столицы, если бы я приказала им сбежать когда почувствовала опасность, всё не закончилось бы так! Если бы Клаим был сдесь, всё могло закончиться иначе! И даже приключенцы, рекомендовавшие наёмников были шокированы…
Зарождавшиеся слёзы начали наполнять уголки глаз Реннер.
Грудь Клаима заболела, словно его сердце раздавили. Возможно это и была ошибка Реннер, но она сделала что могла в столь плохой ситуации. Тогда, кто же был виноват?
— Реннер-сама не сделала ничего плохого!
Услышав решительное заявление Клаима, глубоко тронутая Реннер поднялась и крепко его обняла.
Чтобы успокоить её, Клаим протянул руки к её спине — нет. Это было бы опасно.
— Но, как информация…
— Не знаю. Охрана столицы крайне ослабела во время смуты; возможно, она просочилась в это время? Должно быть, сведения передали сразу…
Он не мог этого понять. Возможно, нападавшие следили за местами и людьми, которых защищал Клаим, до тех пор пока не нашли укрытие.
— Где были найдены тела?
— В трущобах, но я не знаю деталей.
— Что с телами?
— Их похоронили. А что с ними?
— Я хотел осмотреть раны, посмотреть не найду ли каких зацепок.
— … Клаим, хватит. Их уже достаточно осквернили. Хотя бы позволь им упокоиться с миром.
— … Как скажете.
Доброта Реннер тронула Клаима до глубины сердца. Определенно, в её словах был резон. Он чувствовал себя пристыженным за не принятие во внимание её чувств, и затмившее его глаза желание понять истину.
— Пожалуйста, не принимай близко к сердцу. Это определенно не твоя… а, похоже мы поменялись ролями.
Реннер улыбнулась. Хотя её глаза и оставались красными, слёзы исчезли.
— Да, так и есть.
Стоическое выражение лица Клаима нарушилось, он улыбнулся.
— Прости что задержала тебя. Итак, Клаим, пора потрудиться как следует.
Хоть он и почувствовал мучительное стремление к теплу, что покинуло его грудь, он немедленно подавил это желание.
Благоприятный день для путешественников — ни тучки на лазурном небе.
Раздуваемый ветром кровавый плащ колыхался за спиной мужчины в абсолютно черных доспехах. Эвилай обратилась к нему с вопросом.
— Вы вернетесь?
Более странным, чем этот вопрос, были лишь чувства Эвилай. Про приключенцев говорили, что они не пускают корни, но некоторые выбирали определенные города в качестве своих баз, как Синие Розы. Для Момона, его базой мог называться Э-Рантел.
— Я, Я имею ввиду, что так много людей хотели бы отправиться вместе с…
Эвилай не могла узнать свой голос за этими плаксивыми, хныкающими звуками. Она походила но томимую страстью девочку, которую при этом одно лишь слово «любовь» вводит в замешательство.
— …Не беспокойся об этом.
Таков был его ответ.
«Как холодно» — подумала Эвилай.
Она не представляла, что еще сказать; словно порыв ветра сейчас прошелся между ними.
Человек, столь долго ожидавший этого момента, продолжал молчать.
Эвилай испытала всю тяжесть прощания, встающую на пути мужчины и женщины, но они были здесь не одни. За Момоном стояла Набе, а за спиной Эвилай находились члены Синей Розы. Также были и заклинатели, которым поручена доставка Момона назад в Э-Рантел.
— Вы сделали для нас большое одолжение.
Момон кивнул в ответ на благодарность Равена.
— Его Величество желает выразить признательность персонально, но…
На протяжении беспорядков, имя Момона разнеслось по всей столице. Он стал темным героем, бросившем вызов ужаснейшему врагу Ялдабаофу в поединке, и триумфально его сразившему. Казалось естественным для короля желать лично объявить благодарность. При лучшем исходе он мог получить поместье. Однако, Момон не принял такое предложение и не явился на встречу.
Его отношение было неправильным.
Дворяне, ценившие свою репутацию, нашли заносчивым такое поведение со стороны безродного простолюдина перед Королем, чей статус стоял выше их собственного.
Пошли слухи, что Момон оскорбил Короля.
Это касалось и того, сколь неучтивым может оказаться простой приключенец.
Партия дворянства утверждала, что Момон допустил ошибку, не добив Ялдабаофа, позволив тому бежать, но пока Момон оставался под покровительством Равена, они держали рты на замке.