Но даже сейчас призрак первоначальных сомнений не желал исчезать. Она преодолела свою нерешительность связываться с дружественными противниками в учебной обстановке, но сможет ли она сделать то же самое в реальных условиях, если это потребуется? А если нет — если засомневается, когда всё будет по-настоящему, когда остальные будут зависеть от неё — какое право у нее было носить форму Меча?
К счастью, лейтенант Стивенсон не подозревал о ее сомнениях. Он предложил стать её спарринг-партнером лишь на основании её оценок у главстаршины Мэдисона, и она согласилась со всеми внешними признаками энтузиазма. Проклятая нерешительность снова подняла голову, и он слегка поддразнивал её за это первое занятие-другое. Но она снова одержала верх над собой, и на этот раз не собиралась отступать.
— Мне особенно понравилось та разновидность Падающего Молота, — говорил он ей сейчас, потирая сзади защитный шлем. — К сожалению, я не думаю, что достаточно гибок для таких вывертов. Точно не сразу после такой круговой подсечки из положения сидя!
— Это не так уж сложно, сэр, — заверила она с улыбкой. — Главстаршина Мэдисон показал мне его, когда я стала немного задаваться. Трюк в том, чтобы поднять правое плечо назад и вверх одновременно.
— Покажите, — потребовал Стивенсон. — Но на этот раз, давайте помедленнее, чтобы мои мозги не бултыхались внутри черепа!
— Так как прошел тренировочный бой миз Хернс сегодня днем? — спросил лейтенант-коммандер Эббот.
— Похоже, что весьма неплохо, сэр, — ответила главстаршина Познер с небольшим смешком. — Конечно, coup de vitesse не совсем мой конек, вы же знаете, коммандер. Но мне показалось, что лейтенант думал, что быстро свалит её, да только вышло не совсем так.
— Значит, она преодолела эту свою застенчивость?
— Я не знаю, можно ли это вообще назвать “застенчивостью”, сэр. Но чтобы это ни было, да, кажется, она с этим справилась. Да ещё как! Похоже, попросить лейтенанта Стивенсона поработать с ней оказалось одной из ваших лучших идей.
— Из её досье по физической подготовке следует, что эта проблема могла быть постоянной, — Эббот пожал плечами. — Мне показалось хорошей идей вернуть её в форму с кем-то не из сокурсников, а лейтенант вполне чуток и покладист... для морпеха.
— Ну что же, сэр, я думаю, мы вытащили её из той раковины, где она пряталась, — согласился старшина с ещё одним смешком. Затем он чуть скривился: — Но теперь, когда мы более-менее разобрались с этим, надумали ли вы что-то насчет нашего мистера Григовакиса?
Настал черед кривиться Эббота. Хороший наставник кандидатов в офицеры на любом боевом корабле был для порученных ему гардемаринов наполовину учителем, наполовину воспитателем, наполовину руководителем и наполовину блюстителем порядка. Довольно много “половин”. Он сомневался, что хоть один гардемарин когда-либо по-настоящему ценил то, что достойно выполняющий свою работу офицер-наставник кандидатов в офицеры в результате вкалывал также много и тяжело, как его салаги. Вот почему умный наставник сильно зависел от своего помощника из старшин в управлении своими подопечными.
— Хотелось бы мне знать, — помедлив, признался лейтенант-коммандер.
— Была бы моя воля, — несколько кисло сказал Познер, — я бы устроил для него спарринг с миз Хёрнс, сэр. Я понимаю, что он боль в заднице для всех, но у него, кажется, особая проблема с грейсонцами. И учитывая то, как отвратительно он ведет себя с ней, когда думает, что никто не видит, она может воспользоваться возможностью отделать его. Болезненно.
— Не искушайте меня, главстаршина! — усмехнулся Эббот. — А что, было бы весело, не правда ли? — задумчиво продолжил он через секунду. — Готов поспорить, что мы могли бы продавать билеты.
— Сэр, не думаю, что кто-нибудь станет спорить с вами на этот счёт.
— Наверное, нет, — согласился Эббот. — Но мы должны придумать способ указать ему на ошибочность его поведения.
— Всегда можно вызвать его для воспитательной беседы.
— Можно. И если он так и будет продолжать, то, возможно, придется. Но мне действительно хотелось бы найти такой способ, чтобы он сам всё понял. Я всегда могу вдолбить ему это, но если он будет вести себя по-человечески только потому, что кто-то ему приказал, то это надолго не задержится.
Эббот покачал головой.
— Сэр, я согласен, что лучше показать салаге его ошибки, чем просто читать ему нотации. Но, со всем должным уважением, мистер Григовакис показывает признаки того, что станет настоящей болью в заднице в качестве энсина, если кто-нибудь не заставит его исправиться как можно быстрее.
— Знаю. Знаю, — вздохнул Эббот. — Но, по крайней мере, похоже, что он остается нашим единственным трудным ребенком. И какой бы... неприятной личностью он ни был, по крайней мере он показывает признаки того, что будет в качестве энсинакомпетентной болью в заднице.
— Как скажете, сэр, — сказал Познер с той интонацией уважительного сомнения, которая являлась привилегией главных старшин флота.
Эббот посмотрел на него краем глаза и задался вопросом, каким было мнение главстаршины о командире “Стального кулака”. Конечно, лейтенант-коммандер никогда не смог бы задать подобный вопрос, как бы ему этого ни хотелось. И, справедливости ради, что Эбботу было иногда сложно в отношении капитана Оверстейгена, было не похоже, чтобы командир получал злобное удовольствие, намеренно отпуская колкости в отношении остальных, как это делал Григовакис. И он никогда не использовал свой ранг, чтобы унижать младших по званию, которые не могли ответить тем же — так, как этот делал Григовакис в отношение рядовых из экипажа “Кулака”, когда думал, что никто этого не видит. По мнению Эббота, Оверстейген мог точно также приводить в бешенство, но, казалось, не делал этого специально. По правде говоря, если бы не этот его невероятно раздражающий акцент — и то, что семейное покровительство явно помогло его карьере — даже у Эббота не было каких-то серьезных проблем с капитаном.
Скорее всего.
— Ну, продолжайте думать на эту тему, — сказал он Познеру. — Если что-нибудь придумаете, дайте мне знать. Тем временем, у нас есть дела, не имеющие отношения к салагам.
Он повернулся к настольному терминалу и вызвал документ.
— Коммандер Блюменталь говорит, что капитан хочет провести упражнения с реальной стрельбой для бортовых энергетических орудийных установок сегодня днем, — продолжил он. Глаза Познера зажглись, и помощник тактика улыбнулся. — Ещё коммандер сказал, что капитан списал в расход нескольких беспилотных аппаратов-имитаторов в качестве реальных целей.
— Чтоб мне провалиться, — сказал Познер. — Залпы в полную силу, сэр?
— В конце, — пояснил Эббот. — Мы хотим использовать их на всю катушку, прежде чем с ними расстаться. Поэтому первые несколько проходов мы будем использовать лазеры целеуказания. Результаты стрельбы будут оцениваться по попаданиям лазеров. Но затем, — продолжил он с широкой улыбкой, — мы запустим имитаторы по траектории уклонения и дадим каждой установке по одному выстрелу в полную силу под местным управлением. Что-то вроде зачета-незачета, можно сказать.
Он оторвался от схемы плана упражнения, и они с Познером широко улыбнулись друг другу.
Каземат гразерной установки был переполнен. Обычное состояние для боевых постов, даже когда нет необходимости упаковать в тесный отсек ещё одно лишнее тело.
По крайней мере, конструкторы предусмотрели такую возможность, что означало, что у Абигайль было место, где сесть. Не слишком просторное, втиснутое между пультами командира установки и оператора сопровождения целей. На самом деле, она туда едва влезла, и заподозрила, что сиденье было спроектировано специально под габариты девушки-гардемарина, так как сомнительно, что кто-нибудь более крупный мог бы ужаться в столь тесном месте.