***
Воздух был теплый и ласковый. На безлунном небе звезды выступали ярче, делаясь все многочисленнее, слабо освещали широкую темную гладкую равнину. Сладкий запах плыл над степью, и свежая роса, предвещая на завтра хороший день, опускалась на травы.
В становище кое-где еще горели костры, но большинство шатров и кибиток уже тонуло во мраке. Я подошел к своей палатке, заглянул туда, — там никого не было: в такие теплые ночи приятнее спать под открытым небом, на подостланном войлоке или прямо на мягкой траве. Постоял, прислушался к сонному храпу товарищей, мешавшемуся со звоном и стрекотанием кузнечиков, прилег около местного чума, потянулся и откинулся навзничь, подложив руки под голову.
Вдруг мне показалось, что кто-то идет, ступая осторожно, неслышно. Прислушался и, с внезапно вспыхнувшим охотничьим чувством, приподняв голову, стал всматриваться в темноту.
Неясная фигура появилась, осторожно обходя спящих, направилась к палатке. Скоро мне удалось разобрать очертания: Ора!
Девушка присела рядом и зашептала:
— Чужак, смотри, в стороне светится костер юношей. Там до рассвета не стихнут разговоры о подвигах отцов. А женщины до рассвета будут ворочаться на коврах и войлочных подстилках. Сон их прогонит жажда ласки. Внутри рода юноша не касается девушки, девушка не касается юноши — так велят обычаи. Я, как и другие, тоже грустила по вечерам. В теле моем бродили смутные желания. Мне казалось, что я ищу кого-то, кого-то жду. Но никто не приходил и никто не приходился мне по душе. Я отвергла много сердец, благо по нашим обычаям женщина имеет право свободно выбирать. Чего я хотела? Красоты? Мудрости? Славы? Я не знала, поэтому и согласилась выйти замуж за Напита. Ведь он и красив, и умен, и богат.
— Сейчас ты скажешь, что ждала меня?
Хотел задать этот вопрос легко, шутя, но голос мой дрогнул и прозвучал мой вопрос иначе, будто я вымолвил слова с трудом от переживаемого волнения. Может, так оно и было...
— Да! — сказала она отчаянно, и неожиданно для меня ее ладони легли на мои плечи. Жаркое дыхание девушки обожгло губы.
Я пытался или хотел сказать ей, что не могу: взять ее сейчас, значит, нарушить сразу несколько обычаев номадов, но как она пахла, какая страсть бушевала в ней, как колотилось ее сердечко! В тот момент я сам уже сгорал от любовной лихорадки, и голова шла кругом от этого жара. Но все еще сомневался, размышлял: "Жизнь сама предлагает нам многие вещи, которые иной раз силой не возьмешь. Только мы слишком глупы, чтобы оценить это. Ждем, чтобы нам все поднесли в комплекте, словно богатый обед со всевозможными гарнирами. А ведь в жизни многое дается по частям. Только люди, вместо того, чтобы составлять из них свое счастье, всеми способами отравляют себе существование"
Это была моя последняя здравая, а может, и нет — мысль. Хватило всего одного прикосновения нежных рук, развязывающих завязки на моих штанах, как в душе или в моем теле зазвучали такие струны, про существование которых я даже не подозревал.
***
Пробуждение было особенным: меня тащили за ноги, пинали и лупили чем-то по голове. Второй раз я открыл глаза, морщась от боли в руках. На самом деле болело все мое тело, но руки особенно. Конопляная веревка резала кожу запястий. Кто-то привязал меня к своеобразному распятию.
Я уперся ногами в землю и вкопанный в нее столб сразу же оказался не таким уж и высоким. Рукам, привязанным к длинной жердине, пропущенной под веревками за столбом, сразу стало легче.
Рядом, в метрах пяти лежал лишенный веток и обрубленный с обеих сторон ствол осины. К нему были привязаны Авасий и Лид. Парням тоже досталось. Их лица были разбиты до крови, да и на теле я заметил крупные синяки, будто били ребят громадными дубинами. Глаза их были закрыты. В какой-то момент я усомнился, что они живы.
"Это ты во всем виноват, Сатир27 безрогий!" — обвинил меня Фароат, хотя вряд ли, скорее, это была моя мысль.
Кое-кто мог бы сказать, что до сих пор все шло вполне естественно и нечему, мол, удивляться, однако если невеста проводит ночь с чужаком, должен хоть у кого-то возникнуть вопрос — чем в это время занят жених? Естественно, добавил бы я, но не тогда и не для меня.
Солнце висит высоко и в голубом небе, почему то сияют бордовые и зеленые огни. Похоже, что зелень — любимый цвет сколотов. Тех, с севера, откуда Фароат родом. Его Родина — сплошь зеленая страна. Такой я ее запомнил: бескрайние равнины, покрытые буйной сочной травой, изумрудные деревья, толпящиеся в рощах или одинокие в степи, которые треплет, мотает из стороны в сторону мощными порывами холодный и влажный ветер. Вообще-то зеленый цвет отличается свежестью, от него как бы веет прохладой, а вот бордовый — сухой и пышет жаром.