Второй раз я встретился с государем перед самым отъездом. Мы тепло попрощались, Левкон пообещал, что к осени разделается с изменниками и намекнул, что надеется и меня увидеть во главе могучей армии номадов, способной сокрушить всадников Тиргитао.
Еще в столице я тщательно готовился к операции возмездия подлецу Феоклу. Наконец, мы отправились в путь, и первая часть моего плана начала осуществляться.
Прежде, чем выдвинуться к Феодосии, я надел на себя богатый — из хлопка, который привозят в Боспорское царство из далеких стран Востока, эллинский хитон и сандалии из мягкой кожи с сияющими медными заклепками. К широкому поясу, украшенному серебряными накладками, прицепил фракийский меч и пристегнул серебряной булавкой — фибулой к хитону пурпурный плащ — гиматий. Теперь я выгляжу богатым человеком. А, как известно, с таким человеком должен путешествовать раб.
Авасий надел более простую одежду — экзомис31 и коня своего оставил с Лидом. В глазах феодосийских стражников именно он должен выглядеть моим рабом. Через плечо Авасий нацепил вместительную котомку. В ней пока покоилась смена простой одежды для меня и кинжал, завернутый в тряпицу, но в Феодосии мы планировали заполнить ее серебром из клада, прикопанного нами за храмом Аполлона.
Мы уже видели серые стены Феодосии, когда Авасий оступился и подвернул ногу. Его лодыжка тут же опухла и посинела. Если бы не его жажда мести Феоклу, то непременно бы отдал ему лошадь и отправил назад. Однако я сам недавно узнал, что такое зуд мести. И лишить товарища возможности оставить в прошлом все пережитое в рабстве по вине этого эллина я не смог. Вздохнув, решил смириться с вероятностью осложнений. Впрочем, они могли возникнуть только после окончания операции, в успехе которой я не сомневался.
В город мы вошли через западные ворота. Стражники, издалека завидев мой пурпурный гиматий, лишь подтянулись, а увидев брошенную им серебряную монету, еще и прокричали:
— Хайре, Кейсар!
Мы не знали в городе никого, Феокл не в счет, где могли бы остановиться, а ночевать на улице было опасно — это могло вызвать подозрение у той же городской стражи. Я попросил проходившего гражданина указать нам какую-либо гостиницу. Тот с удивлением оглядел человека в красивом эллинском платье, сопровождаемого рабом, и указал дорогу, но потом, повернувшись, долго глядел нам вслед. Мне тут же захотелось спросить его о столь странном поведении, но я лишь пристально на него взглянул и парень ушел. Позже я вспомнил, в какой гостинице нам пришлось ночевать в Мирмекие, и догадался, что уважаемые граждане не посещают гостиниц, ведь там ютятся только рабы, иностранцы и всякие подозрительные лица.
Остро и пряно запахло морем, камнями, высушенными на солнце водорослями, теплой гнилью выброшенной на берег рыбы. Заметив, что сарай и двор одного из поместий по дороге пустует, мы юркнули туда, и я переоделся в обычный шерстяной хитон, а Авасий прицепил к своему поясу кинжал. К гостинице мы спустились уже, как обычные странники.
Во дворе, перед кормушкой, стояло несколько ослов, привязанных к ввинченным в стену кольцам. Человек в изодранной, грязной одежде громко храпел у входа в дом. Широкое пятно света, падавшее через открытую дверь, освещало зловонную груду кухонных отбросов, мусора, глиняных черепков.
Привязав рядом с осликами коня, мы вошли в обширную, низкую комнату с каменными закопченными стенами и грязным, забрызганным вином, покрытым соломой полом.
При тусклом свете сильно коптящей масляной лампы три человека пили вино и, выкрикивая хриплыми голосами, по очереди бросали на стол перед собой из точеного каменного стаканчика костяные кубики. Двое других следили за игрой и жевали хлеб и лук, который держали в руках.
Хозяин, высокий, с длинными и неухоженными волосами, в грязной, засаленной хламиде, стоял за широким каменным прилавком, уставленным блюдами с вареной и жареной рыбой и овощами, а также глиняными сосудами с водой и вином. Он пересчитывал мелкие бронзовые монеты и не обратил на нас никакого внимания.
Я подошел к нему и попросил дать обед себе и своему попутчику и накормить лошадь, привязанную во дворе.