У кибитки, доставшаяся мне в наследство от вождя Агафирса стоит она: мать, царица — ненаглядная Алиша. На ней красное платье-рубашка с длинными рукавами, синий плащ, кокошник вышитый бисером, сапожки — все новое и служанки рядом, откуда взялась эта роскошь? К добру ли?
Она не побежала навстречу, как когда-то босая и простоволосая бросалась ему на грудь, степенно подошла и обняла. Я же уходил на задворки нашего общего сознания, чтобы не мешать Фароату любить и быть любимым.
— Сын, — прошептала она ему на ухо — у нас родился сын.
И я не помню таких замечательных чувств, что переживал в тот момент Фароат — такого блаженства, такой сладкой пустоты, свободы и легкости во всем теле. Он был счастлив и от близости любимой и от этой чудесной новости.
— Покажи!
Алиша подняла вверх руку и девушка из ее свиты тут же поднесла закутанного в шелковую ткань младенца и передала его матери. Она взяла ребенка на руки и показала Фароату. Малыш лежал беззвучный, как кукла, только у самого его личика едва приметно светлел пар.
— Какой красивый! — прошептал Фароат и наклонился над ним.
— Весь в тебя!..
Малыш открыл глаза, и парень едва не задохнулся от восторга:
— Нет, не в меня. Он на тебя похож!
Действительно лицом новорожденный был удивительно красив, как и его мать: кожа гладкая, будто фарфоровая, глаза ярко-синие, волосы густые, темные. Алиша видит, что Фароат доволен и сама радуется, улыбается.
— Пойдем кормить сына.
Они присели на войлочную подстилку у громадного деревянного колеса царского возка, почему-то стыдливо повернувшись к Фароату спиной, Алиша принялась кормить ребенка. Парень робея, все же взял ее за плечи и развернул к себе.
Мальчик деловито сосал грудь, а счастливые родители с умилением на него смотрели и молчали. Еще Фароат поглядывал на Алишу, любовался ее лицом: высоким лбом, чуточку упрямыми, красиво очерченными губами, густыми бровями, черными ресницами.
После ужина они уложили малыша в люльку, хорошенько утеплили его со всех сторон и сами легли спать.
В наступившей темноте лишь масляный фонарь отбрасывал на доски высокого борта кибитки желтый кружок света. Постель была мягкой и теплой.
— Ты насовсем вернулся? — спросила Алиша.
— Нет. Служу я теперь царю Боспора. Приехал тебя повидать и войско собрать, — хвастливо ответил ей Фароат.
— Как же я буду без тебя, Фароат?
— Со мной поедешь. Будешь во дворце жить и царя каждый день видеть...
Алиша резко села, а потом, наклонившись, закрыла ему рот поцелуем. Он ласкал ее бережно, а она не хотела этой бережности. Снова за пацана пришлось отрабатывать мне. После той ночи решил, что буду верен Алише и стану любить только ее.
***
Наступило утро. Меня разбудил не рев ребенка, от которого я просыпался несколько раз за ночь, а гулкий рокот бубна и визжание флейт. Ни плач, ни скорбные стоны и отчаянный вой, а звуки праздника. Алиша крепко спала и я, стараясь не потревожить ее сон, выполз из кибитки. Одна из служанок жены уже ожидала у выхода. Увидев меня, она спрятала за отворотом халата личико и поклонилась. Я кивнул в ответ и услышал бодрый голос Лида:
— Хороший день, пазака!
— Хороший, — ответил я, очень рассчитывая, что так и есть, — а праздник отчего?
— Артаз уснул только под утро. С вечера он собрал молодежь у большого костра и всю ночь рассказывал о битвах, горьком поражении и о том, что ты собираешь новое войско. Что удачлив ты и каждый сколот мечтает воевать рядом с тобой...
Лид замолчал и широко улыбнулся.
— Так отчего праздник?
— Все паралаты захотели к тебе в войско. Артаз и принял их всех. Теперь на твои деньги собирается накормить все племя! Проснулся и снова суетится...
"Деньги на то и предназначены" — подумал я, — "сколько еще впереди пиров?! Да хоть сотня! Лишь бы войско собрать и не ударить перед Левконом лицом в грязь" Так я думал, но больше всего мне хотелось заставить считаться с собой Андроника. Его насмешливый взгляд, пожалуй, стерпеть больше не смогу...
— Праздник, Лид, это хорошо!
— И мне нравится! — ответил никогда неунывающий скиф и громко рассмеялся.
— Тише, ребенка разбудишь! — приструнил я весельчака, хоть в этом и не было нужды: шум и так стоял как в преисподней. Пусть Лид считает, что огорчил меня самоуправством тестя. Терять форму не стоит. Вводить в заблуждение даже тогда, когда в этом нет нужды — хорошая тренировка. Впрочем, и Лид уже гроссмейстер по этой части. От этих мимолетных мыслей мне стало по-настоящему весело. Мы обменялись улыбками. Глаза у Лида были карие, большие, и, словно в ночном болоте мерцали в них беспрестанно насмешливые огоньки. Когда у обоих смеются глаза, но каждый сдерживает смех, у таких обычно и мысли сходятся. Не сговариваясь, пошли мы на запах вареного мяса.