— Из дальних краёв. От Марфы-кудесницы. Слыхал про такую?
По группе отщепенцев пробежал лёгкий общий вздох, словно перед нырком в глубину. В глазах предводителя появилось странное выражение — недоверчивость, смешанная с надеждой.
— Раздевайся, — приказал он.
Митя подчинился. Медленно снял куртку, рубашку, полотняные брюки со штопкой на коленях (новая одежда на руссиянине автоматически вызывает подозрение), размотал и аккуратно сложил пояс, спустил трусики из ситчика, остался в чём мать родила. Отщепенцы в десять рук его ощупали, обстукали, нырнув во все дырки. Митя зябко поёживался. Такой вроде бы поверхностный обыск, конечно, имел смысл. Даже если бы Митю подзарядили умельцы из миротворческих лабораторий, всё равно где-нибудь на коже или (что чаще всего) на черепушке обнаружилось бы входное отверстие. Из карманов брезентухи отщепенцы высыпали на землю содержимое: сигареты, зажигалку, упаковки питательных таблеток, складной нож с десятком приспособлений, включая миниатюрный миноискатель, а также деньги в мелких купюрах — доллары, рубли, монгольские тугрики, иены, евро… Предводитель собрал деньги в горсть.
— Зачем столько разных?
— Для отвода глаз, — сказал Митя.
Нехорошо кривясь, предводитель поднял кожаный пояс, бегло прощупал. Митя ожидал, что потребует вскрыть, но тот, покачав головой, вернул пояс.
— Одевайся.
Митя оделся. Поведение отщепенцев его озадачило. Никто не польстился ни на деньги, ни на что другое. Это вступало в противоречие с расхожими представлениями о маргиналах. Чувствовалось, все они слепо подчиняются воле главаря, что могло свидетельствовать о наличии коллективного разума. Митя покосился на пацанёнка, тот грезил наяву, следя, как богатство возвращается обратно в его карманы. Счастливо открытый рот, побледневшие от алчности детские глазёнки.
— До Деверя трудно добраться, — сказал предводитель, понизив голос, хотя, казалось бы, кто мог подслушивать на зачумлённом пустыре. Пятеро других отщепенцев синхронно зажали мохнатые уши ладонями, пацанёнок Крюк что-то тихонько пискнул, как в первый раз, когда услышал это имя.
— Я доберусь, — заверил Митя.
— Время «Ч»? — шепнул предводитель, не отворяя губ, и Климову показалось, глаза у него нырнули в череп и потухли.
— Чего не знаю, того не знаю. Это не в моей компетенции.
— Если повезёт и найдёшь Деверя, скажи, мы давно готовы.
— Скажу. Но я не знаю, кто ты.
— У нас нет имён. Он поймёт… — Предводитель перевёл вернувшиеся на место глаза на пацанёнка. — Эту каракатицу оставь здесь, он ненадёжен.
Ваня Крюк с воплем рванулся бежать, но не сделал и двух шагов, как очутился под мышкой у одного из отщепенцев. Мите это не понравилось.
— Отпустите его, — потребовал он. — Он купленный.
— Я купленный, купленный! — заверещал пацанёнок. — Я его раб до утра… Я…
Отщепенец, поймавший пацанёнка, прикрыл визжащий рот ладонью.
— Хочешь, забери, — удивлённо сказал предводитель. — Но после не пожалей. Маленький зомби иногда опаснее большого зомби.
— Я за ним пригляжу.
Отщепенец стряхнул пацанёнка с руки, тот подскочил к Мите и вцепился в его колено.
— Никогда не играй по их правилам, гонец, — посоветовал предводитель. — Всё равно обманут.
Дальше двинулись в сопровождении всей группы, по дороге к ним присоединились ещё десятка два отщепенцев, полуголые, угрюмые, передвигающиеся как бы во сне. Изредка то тут, то там возникали дикие собаки, но близко не подходили. Тявкнут раз-другой, порычат и исчезнут. Расклад сил на этой территории был Мите понятен. Они с главарём вели приятельскую беседу.
— Первый раз в Чистилище? — поинтересовался главарь.
— Бывал раньше. С год назад.
— Ну да? — не поверил тот. — Ты же просветлённый.
— Длинная история.
Пацанёнок путался у Мити под ногами, хватал за руку. Митя сам не понимал, зачем тащит его с собой. Главарь безусловно прав: дети Москвы опаснее ядовитых тараканов, ужалят — и не уследишь, но Митя теперь часто поступал неадекватно. В свою очередь, он спросил:
— Твои люди… на каком коде?
— Ни на каком… На них не действует глубинная стерилизация. Почти животные.
— И как объясняет это наука?
— Науке пока не до нас, — усмехнулся главарь. — Мы для неё отработанный материал. Вторичная переплавка…
Когда сквозь курчавые дымки горящих свалок проступили чёрные шпили Самотёки, главарь остановился, удержал Митю за плечо. Остальные отщепенцы сбились в кучу в отдалении.
— Всё, дальше нам ходу нет. — Он теперь чем-то неуловимо напоминал Мите учителя Истопника. Неторопливость речи, внимательный взгляд, внушительность жеста. — Скажи, ты правда от Марфы? Это не блеф?
— Не сомневайся, от неё.
— Разговаривал с ней?
— Как с тобой. — Митя блаженно улыбнулся.
— И какая она?
— Спроси что-нибудь полегче.
Предводитель нахмурился, погрустнел, и Митя, понимая его состояние, добавил:
— В конце концов, командир, разве так важно, какая она? Важнее, что существует.
Предводитель тяжко вздохнул, как проснулся.
— Конечно, я тебе не верю, гонец, но слушать приятно… Да, чуть не забыл. У Деверя есть двойники, не попадись на эту удочку.
— Лабораторные?
— Какие же ещё. Говорят, по виду не отличишь.
— Отличу, не волнуйся.
Митя повернулся и пошёл. Ваня Крюк за ним. Едва отошли на безопасное расстояние, он облегчённо забулькал:
— У-уф, страшно было. А тебе, босс?
— Не очень… Чего боялся?
— Да ты что! Они все отвязные, человечину жрут. Я на плакате видел. Отрежут ногу или руку — и хрум-хрум. Даже не варят, сырятиной едят… Как думаешь, почему они башли не взяли?
— Где им их тратить?..
На Самотёку прошли длинным закопчённым проходным двором, словно из тени в свет, и сразу окунулись в буйство праздничного дня. Мите повезло: они оказались на площади, окольцованной громадными рекламными плакатами, где предлагали себя на продажу в суточное рабство гулящие девки, то есть те из горожанок, которые ещё надеялись зашибить копейку старинным женским ремеслом. Одна за другой под ритмичную музыку выскакивали на дощатый помост и демонстрировали свои прелести, кто как умел. Некоторые, помоложе, успевали исполнить стриптизик, более зрелые матроны, не полагаясь на свою сноровку, выбегали уже полуголые — каждой отводилось на показ три минуты, что было вполне оправданно, иначе не успели бы попытать счастья все желающие. Покрутившись на помосте, очередная стриптизёрша выкрикивала свою цену, и толпа зевак, сгрудившаяся на площади, отвечала доброжелательным рёвом и свистом. И хотя цены были бросовые, торговля шла худо, можно сказать, вообще не двигалась. На площади в основном скопилась раздухарившаяся чернь, у которой не было денег на лишнюю дозу дури, не то что на рабыню. Однако это обстоятельство ничуть не снижало накал невольничьих торгов.
Митин план розысков заключался в том, чтобы пустить слушок впереди себя: дескать, какой-то чудик-приезжий активно ищет контакта. Слух, разумеется, дойдёт до Деверя, и тот сам выйдет на связь, если захочет. Если захочет. Если нет, придётся придумать что-то другое. У плана был единственный, но большой недостаток: глазастая, ушастая агентура миротворцев может опередить Деверя. Смехотворный риск по сравнению с тем, что Мите предстояло сделать в ближайшие дни.
Оглядевшись, он выделил среди гомонящей, веселящейся публики смурного мужика с чёрной бородой, державшегося как бы поодаль. То ли от халявного пива, то ли от утренней дозы вид у него был обалделый. Митя послал пацанёнка, чтобы привёл мужика. Ваня Крюк выполнил поручение с неохотой, он увлёкся торгами и уже-минут пять уговаривал купить «вон ту сисястую». «Зачем она тебе?» — удивился Митя. «Как зачем, как зачем? — ершился угорелый мальчуган. — Красивая тёлка, ты что?! На пару оприходуем. Обоим хватит».
Мужик приковылял и уставился на Митю мутными гляделками.
— Купить хочешь? Сколько дашь?
— А сколько просишь?
Мужик стукнул себя в грудь кулаком, надеясь поразить возможного покупателя молодецкой удалью.