Что касается опубликованного германо-японского соглашения, то я бы рекомендовал вам не искать в нем никакого смысла, поскольку в нем на самом деле никакого смысла нет. Оно лишь прикрытие для другого соглашения, которое одновременно с ним обсуждалось, инициировалось и, вероятно, также подписывалось и которое не было опубликовано, и никто не намерен его публиковать.
Я заверяю вас, понимая все полноту ответственности за свои слова, что шла работа над секретным документом, в котором слово «коммунизм» даже не упоминается. И именно ему военный атташе Японии и очень влиятельный дипломат Германии посвятили пятнадцать месяцев…
Это соглашение с Японией предполагает, что любая война, разразившаяся на одном континенте, распространится по меньшей мере на два, а возможно, и больше чем на два континента.
Не стоит и говорить, что Берлин был в ужасе.
Что же касается моего собственного участия в этом деле, то Москва сочла его триумфом. Я был представлен к ордену Ленина. Оно было одобрено всеми инстанциями, но о нем забыли, так как в Красной армии шли чистки. Я так никогда его и не получил.
Уже будучи в Соединенных Штатах, я узнал об американском продолжении этого секретного германо-японского пакта. В январе 1939 года Гитлер назначил своего личного помощника капитана Фрица Видемана генеральным консулом в Сан-Франциско. Во время Первой мировой войны Фриц Видеман был командиром Гитлера, а впоследствии одним из самых близких и верных соратников фюрера. Назначение такой фигуры на кажущийся незначительным пост в регионе Тихого океана еще раз указывало на особую важность германо-японского секретного соглашения. Гитлер рассматривал возможность совместных с Японией маневров в этом регионе.
В октябре 1938 года генерал-лейтенант Осима, бывший ранее военным атташе, стал послом Японии в Германии и 22 ноября 1938 года наконец-то представил свои верительные грамоты Гитлеру.
Итак, какое воздействие пакт между Берлином и Токио оказал на международную политику Кремля? Как Сталин отреагировал на открытые шаги Гитлера против Советского Союза?
Сталин продолжал действовать в двух направлениях одновременно. Он тоже открыто провел целый ряд маневров. Эти действия лежали на поверхности и заключались в том, что он усилил свои связи с Францией, заключив специальный договор и настаивая на альянсе. Он вступил в пакт о взаимовыгодном сотрудничестве с Чехословакией. Он начал кампанию за выступление единым фронтом против фашизма. Он торжественно наделил Литвинова полномочиями по организации коллективной безопасности, которая заключалась в том, чтобы собрать воедино все большие и малые международные силы для защиты Советского Союза от германо-японской агрессии. Он вмешался в дела Испании, чтобы создать более тесные связи с Парижем и Лондоном.
Но все эти поверхностные действия осуществлялись лишь для того, чтобы произвести впечатление на Гитлера и привести к успеху скрытых маневров, у которых была только одна цель – добиться тесных связей с Германией. Не успели еще подписать германо-японский пакт, как Сталин уже направил в Берлин советского торгового представителя – своего личного эмиссара Давида Канделаки, который должен был в обход обычных дипломатических каналов любой ценой заключить сделку с Гитлером. На заседании политбюро, которое как раз проходило в это время, Сталин открыто сказал своим подчиненным: «В самом ближайшем будущем мы заключим соглашение с Германией».
В декабре 1936 года я получил приказ частично свернуть нашу работу в Германии. Первые месяцы 1937 года прошли в ожидании благоприятных результатов секретных переговоров Канделаки. Я был в Москве, когда он вернулся из Берлина. Это случилось в апреле; его сопровождал представитель ОГПУ в Германии. Канделаки привез с собой черновик соглашения с нацистским правительством. Сталин, который верил, что наконец-то все его маневры достигли своей цели, удостоил эмиссара личной аудиенции.
В тот момент я находился на затянувшейся встрече с Ежовым, тогдашним главой ОГПУ. Ежов только что доложил Сталину о некоторых операциях, проведенных мною. В юности Ежов был рабочим-металлургом, воспитанным в сталинской школе. Этот отвратительный маршал кровавых репрессий имел очень простой образ мыслей. Любой политический вопрос он сначала обсуждал со Сталиным, и то, что сказал большой босс, он сначала повторял слово в слово, а затем претворял в действия.
Мы с Ежовым обсуждали различные имевшиеся в нашем распоряжении доклады, которые касались выражения недовольства в Германии и возможной оппозиции Гитлеру со стороны монархических группировок. Ежов уже обсудил это все в тот же самый день со Сталиным. Его слова были практически буквальным повторением того, что сказал сам босс.