– Море!
Мишка, обняв его за плечи, жадно вглядывался вдаль. Воздух был голубовато-прозрачен. Ярко светило солнце, в его лучах все сверкало, переливалось, и только черная полоса дыма, тянувшаяся от паровоза, напоминала о том, что в мире есть мрачные краски.
– Хватит глазеть, – сказал Димка. – Следующая остановка наша.
Поезд остановился. Из вагона вышли Сэр и все та же молодая женщина. Они простились. Женщина пошла к воротам в санаторий, а Сэр – к поселку.
– Все правильно, – сказал Димка. – В поселке остановится. Ну, а мы к Борису, на Воробьеву дачу.
Они вышли на аллею, обсаженную кипарисами. Мишка рассматривал дома, утопающие в зелени незнакомых деревьев, яркие цветы на клумбах, разбитых перед ними, спросил:
– Тут обезьяны не водятся?
– Нет, – Димка улыбнулся. Ему в первый раз тоже почему-то казалось, что обезьяны здесь должны водиться. Он посоветовал:
– Смотри лучше, где и что здесь есть. Белое здание с верандой – это столовая. Борис работает там шеф-поваром. Вон там, за деревьями, дома отдыхающих. По этой тропинке – танцплощадка, там и кино показывают. А вон, – Димка показал на белый одноэтажный дом, едва видневшийся за деревьями, – живут работники дома отдыха. И Борис там. Сейчас он нам обрадуется!
Димка и Мишка вошли в прохладный коридор. Из-за двери доносился перезвон гитары, и кто-то негромко напевал:
Девушку из маленькой таверны,
Где бушует Тихий океан.
Девушку с глазами дикой серны
Полюбил суровый капитан.
– Борис поет, – сказал Димка. – Он мечтает стать моряком дальнего плавания и любит морские песни. Вот сейчас будет! – Димка толкнул дверь, и она, раскрывшись, глухо стукнула по кадке с фикусом. Димка шагнул через порог.
– Привет, морской бродяга! Не удивляйся, это – я.
Борис и не думал удивляться. В белых брюках, белой рубашке с открытым воротником, полулежа на диване, перебирал струны и продолжал напевать. Лишь закончив куплет, Борис повесил гитару и взял со стола какую-то бумажку.
– Удивить, значит, хотел? Опоздал! Я раньше удивился, когда мне среди ночи вручили телеграмму: «Димка убежал к тебе. Еду следом. Климова». Короче, я иду давать ответную телеграмму: «Димка приехал. Все хорошо». А уж как тебе будет хорошо, это увидим, когда мать приедет. Располагайтесь, отдыхайте, я пошел. Кто зайдет, скажите, чтобы подождали.
Он вышел. Мишка сказал:
– Большой радости я не заметил.
Димка надулся. К Борису заглянула высокая, светловолосая девушка с курортным загаром и волейбольным мячом:
– А где Борис?
– Пошел по делам.
– Не говорил, чтобы его подождали?
– Нет, – перенес Димка свое недовольство Борисом на гостью.
Девушка пожала плечами, выбежала. Насвистывая мотив все той же песни, вошел Борис, поставил на стол кастрюли.
– Проголодались, путешественники? Садитесь, пообедайте.
Мишка и Димка сели за стол, а Борис взял книгу и улегся на диван.
– Надо до темноты смотаться в поселок, – шепнул Димка Мишке и повернулся к Борису. – Тут какая-то тетка спрашивала тебя.
– Тетка? – Борис отложил книгу. – Может быть, девушка? Беленькая такая, симпатичная…
– Нашел симпатичную, – Димка засмеялся. – Рыжая, старая, как кляча, и страшная.
– В следующий раз глаза протри, – Борис вышел, хлопнув дверью.
– Видал? Как ветром его сдуло! Айда быстрей. Одно пирожное – пополам, а второе оставим для моего здешнего дружка Федьки.
Они прошли до конца главной аллеи и вышли на шоссе.
– Эта дорога ведет к поселку, только она виляет и по ней далеко. Мы пойдем напрямик, – Димка свернул на едва заметную тропку, и пока шли по лесу, рассказывал Мишке:
– Здесь есть все, что хочешь: орехи, кизил, тутовник, дикие яблоки, груши… Можно все лето прожить без всяких продуктов.
Мишка заметил:
– В таком лесу и заблудиться недолго.
– А ты примечай, куда идешь. Нам за Сэром везде придется побегать. Если когда-нибудь заблудишься, то главное, иди все время вниз, выйдешь к железной дороге и сразу поймешь, где находишься.
Мишка и Димка перешли речку к окраине поселка. Встретили мальчишку лет семи.