Это был удар под дых. Это были ее методы, они же не должны так поступать. Это неправильно.
Юля швырнула в Ташу тем, что попалось под руку, — мобильником. Таша поймала его перед самым своим носом. Дальше в нее полетел пузырек с лаком, потом щетки. Таша присела и спряталась за тележкой, как за бруствером. Здорово, что Андрей так предусмотрительно убрал колющие и режущие инструменты, а то еще штыковой атаки не хватало. Боясь выглянуть из-за укрытия, Таша нащупала рукой пузырек с лаком. И в тот момент, когда Юля возникла перед ней с феном в руке, Таша нажала на распылитель. Юля выронила фен и закрыла лицо руками. Облако лака стало оседать, и Таша увидела последствия химической атаки. Ноу комментс, как говорится. Без комментариев. Это был серебристый лак, с блестками, которым Андрюшка собирался украсить голову Мирославы Семеновны, любительницы всего поярче и понаряднее. Мирослава Семеновна осталась бы довольна.
— Эффектненько, — попробовал пошутить по привычке Андрюшка, хотя это был уже перебор. Все-таки, в хорошей прическе главное — не переборщить с украшениями.
После отравления большим количеством лака Юлина агрессия уступила место тихой ненависти.
Как полиция в конце голливудских боевиков, долгожданный охранник Игорек прибыл к месту разыгравшейся битвы, когда враг был окончательно побежден.
— Батюшки светы, — неуловимым движением перекрестился он при взгляде на Юлю. — Это что здесь происходит?
Андрей подошел к нему и стал устно диктовать протокол с места событий.
— Так это… — задумчиво протянул Игорек. — Что делать-то теперь?
Таша смотрела на сидящую на полу Юлю, и постепенно чувство реальности стало возвращаться. От того, что она сделала с человеком, Ташу стало колотить. Вот так и убийства совершаются в состоянии аффекта. Она осторожно приблизилась к Юле. Та сидела тихо и на людей больше не кидалась. Таша оглянулась и жалобно посмотрела на Андрюшку.
— Закончи стрижку, пожалуйста. Игорек, будь добр, помоги усадить ее в кресло. Только к зеркалу лицом не поворачивай, — добавила она тихонько.
В рецепции Элла уговаривала подождать еще немного и пыталась не пропустить в зал грузную Мирославу Семеновну, которая жутко торопилась к Андрюше. Дама сделала было подготовительный жест, чтоб отодвинуть худенькую Эллу бюстом, но передумала и требовательно крикнула хорошо поставленным фальцетом:
— Андрей!
Это называлось «крик Мирославы». Женщина пользовалась им нечасто. Но именно сегодня только его и не хватало Элле, чтобы попасть в психушку.
— Мирослава Семеновна, я вас умоляю! — прижав руки к груди, взмолилась Элла. Собственно, ей уже было понятно, что сегодняшний день закончится массовым увольнением, но пусть уже закончится поскорее. Главное, чтобы Гарик, ведущий «Неужели, опять скандал?» с Первого канала, как всегда опоздал часа на четыре. Если нет, следующая его передача будет называться «Восстание парикмахеров». Надо будет купить то платьице с шифоновым лифом. «Если уж сидеть на скамье подсудимых, то только в этом платье», — размечталась Элла.
Однако Андрей не устоял. «Крик Мирославы» потому и вошел в легенды салона, что вмещал в себя столько трагизма, экспрессии и призыва, что устоять было невозможно.
— Голубушка моя, Мирославочка! Ну неужели вы могли подумать, что я о вас забыл? Присядьте. Нет, вы присядьте, — настоял он, увидев, что дама готова ринуться в зал. — Если бы я мог, то занимался бы лишь вашей прической. Но! Так случилось, что… — поскольку кроме слов из песни «так началася война», как назло, в голову ничего не лезло, Андрей просто сообщил, что Мирослава выйдет сегодня из салона вовремя и с такой прической, что подруги повесятся. Мирославу такой вариант развития событий удовлетворил, а бурная Андрюшина фантазия уже предоставила ему картину с плачущими подругами Мирославы, намыливающими друг другу веревки.
Глава XLIV
Таша уселась на стул и устало опустила руки. Надо чего-нибудь выпить. Коньяк. У Петровны всегда есть коньяк. Она подошла к бухгалтерии. Никто не откликнулся. О боже! Это сейчас внучка Петровны сидит, обсыпанная серебристыми блестками, с выбритым кружочком на макушке. Или уже совсем лысая. Андрюшка — парикмахер талантливый, но из тех волос, которые остались на Юлиной голове, даже он не сможет сделать другую стрижку. Только наголо побрить. Это как же ты докатилась до такой жизни? Это не хулиганство. Это преступление. И как теперь Петровне в глаза смотреть? А Кириллу? То, что Юля получила по справедливости, Таша не сомневалась. Если бы от кого-то другого, Таша даже поаплодировала бы. Но самой быть в роли карающего меча, вернее карающей машинки для стрижки волос, было неприятно и ужасно. Так ужасно, что даже затошнило. В голове осталась одна мысль — напиться и забыться. А потом домой. И не выходить больше из дома, как из норы, до скончания веков. Противно было так, как будто это она сама, лысая и в блестках, должна теперь прятаться от людей. Наверное, Юле сейчас и то лучше.