Осень в кафе-автомате[46]
Шляпка меняет все.
Если тщательно подобрать наряд, если одеться чуть лучше, чем требуется для этого заведения, ты чувствуешь себя королевой. Когда заходишь в кафетерий на Сорок второй улице, пальто и шляпка сразу дают понять, что ты настоящая леди. Возможно, ты предпочитаешь здешний кофе тому, который подают в «Лоншамп». Или здешний фасолевый суп превосходит по качеству аналогичный в «Дельмонико».
Ты подходишь к окошку разменной кассы «Хорн и Хардарт» вовсе не потому, что тебя заставляет нужда. Никому даже в голову не придет так подумать, глядя, как ты открываешь сумочку из крокодиловой кожи, чтобы достать долларовую бумажку.
Доллар меняют на пятицентовики, четыре кучки по пять монет. Пересчитывать не обязательно, кассирша знает свое дело. Целый день только и делает, что принимает доллары, выдает пятицентовики. Это кафе-автомат, и бедная девочка сама, как живой автомат.
Ты берешь пятицентовики и выбираешь еду. Опускаешь монетки в прорезь, поворачиваешь ручку, открываешь маленькое окошко и забираешь свой приз. Одна монетка в пять центов дает чашку кофе. Три монетки – легендарный фасолевый суп. Еще монетка, и ты получаешь булочку, посыпанную кунжутом, и кусочек масла.
Ты несешь поднос к стойке, ступая медленно и осторожно, и замираешь у разделенного на ячейки металлического подноса со столовыми приборами.
Как только заходишь сюда, ты сразу же выбираешь себе столик. Конечно, его могут занять, пока ты возишься у автомата, но обычно он остается незанятым. И теперь ты идешь к нему со своим подносом.
Она ела медленно, смакуя каждую ложку фасолевого супа и тихо радуясь, что не пожалела пять центов на чашку кофе. Обычно она экономит. Пять центов, конечно, пустяк, но если откладывать по пять центов два раза в день, за месяц набирается три доллара. И даже больше, на самом деле. Тридцать шесть долларов и пятьдесят центов в год, а это уже кое-что.
Но нельзя же отказывать себе во всем. То есть да, ей приходится экономить и во многом себе отказывать, но на еде экономить нельзя. Как там говорил Альфред?
Kishke gelt. Деньги за счет живота. Деньги, которые ты экономишь, недоедая. Урываешь у собственного желудка. Она прямо слышала, как Альфред произносит эти слова, видела, как он кривит губы.
Конечно, лучше потратить лишние пять центов и выпить кофе.
Не из опасений, что Альфред станет ее презирать. Он уже ничего не узнает. Ему все равно, что она ест, и насколько дорого это стоит.
Если только, как она то надеялась, то боялась – попеременно, – жизнь не кончается после смерти. Предположим, его острый ум, блестящий интеллект, слегка мрачноватый юмор… предположим, все это продолжает существовать в какой-то другой реальности, пусть даже тело Альфреда, уже упокоилось в земле.
Она не то чтобы в это верит, но иногда такие мысли ее утешают. Она даже с ним разговаривает, изредка – вслух, но чаще – мысленно. Когда он был жив, она почти ничего от него не скрывала, а теперь его смерть сокрушила последние преграды, и можно рассказывать ему обо всем, даже о том, о чем она не решалась рассказывать раньше. Когда у нее есть настроение, она придумывает его ответные реплики и представляет, что слышит его голос.
Иногда его ответы приходят так быстро, с такой беспощадной прямотой, что она поневоле задается вопросом, откуда они берутся. Она сама их выдумывает? Или он по-прежнему присутствует в ее жизни, хотя его больше нет?
Возможно, он где-то рядом, невидимый и бесплотный ангел-хранитель. Наблюдает, оберегает. Заботится о ней.
И как только она об этом подумала, в голове прозвучал ответ. Я просто наблюдаю, Liebchen[47]. Давай ты сама позаботишься о себе.
Она разломила булочку пополам и намазала маслом. Положила ее на блюдце, взяла ложку, зачерпнула суп. Потом снова. Затем откусила кусочек булочки.
Она ела медленно, используя время, чтобы изучить обстановку. Зал заполнен лишь наполовину. Две женщины, двое мужчин. Мужчина и женщина – похоже, семейная пара. Еще одна пара, оба взволнованы, но робеют в присутствии друг друга. Она рассудила, что у них, видимо, первое или второе свидание.
Можно было развлечься и придумать историю об этих влюбленных, но ее мысли сейчас были заняты совершенно другим.
За остальными столиками люди сидели поодиночке, мужчин было больше, чем женщин, и почти все мужчины читали газеты. Конечно, лучше сидеть в тепле, когда в городе поздняя осень и ветер дует с Гудзона. Пить кофе, читать «Ньюс» или «Миррор», коротать время…
46
Рассказ Лоренса Блока «Осень в кафе-автомате» вдохновлен картиной Эдварда Хоппера «Кафе-автомат».