— Другого выхода нет, — жарко начал он. — Я или женюсь на тебе, или сойду с ума… Зачем мне губить свою жизнь? И ради чего? Ради чего, я тебя спрашиваю?
— Молчи! — глухо ответила она.
— Ради чего я должен приносить жертвы? Ради чего?.. Разве можно приносить жертвы сейчас, когда в мире так много глупости и алчности?.. Почему я должен быть выше других?..
— Надо было думать раньше! — ответила Нора.
— О чем надо было думать?
— И где ты нашел эту толстую ленивую женщину?
— Тогда она не была толстой! — ответил Фит, не сразу осознав неуместность такого заявления.
— Тем хуже, значит, ты сам виноват!.. Теперь кто на ней женится?.. Ты к тому же и университет не дал ей закончить, теперь она не сможет устроиться на работу.
— С университетом так получилось не из-за меня, — уныло, возразил Фит. — Она сама его бросила, ей не хотелось учиться.
— К чему же ей было учиться, если ты ее на руках носил… Любил… А сейчас обманываешь, говоришь мне неправду.
Нора была права и неправа. Фит в самом деле женился по своей воле на этой пухленькой аппетитной девушке с хитрыми ленивыми глазами. И жил с ней счастливо и безмятежно до тех пор, пока она не забеременела. С тех пор все переменилось.
— Я только тебя любил! — почти крикнул он. — Тебя одну!.. Ты что, ненормальная, разве это так трудно понять?
Нора знала это. Иначе, зачем бы она жила с этим полуплешивым занудным ученым. Его любовь была, как водопад, который обрушился на нее, и в котором она готова была каждый миг захлебнуться. Каким бы жалким ни выглядел он, у него было сердце, способное любить. Этим он отличался от остальных, от всех тех мужчин, с кем ей приходилось встречаться.
— А ребенок? — сказала она. — О ребенке ты думаешь?
— Думаю! Думаю, как же не думать.
— Она такая же, как ее мать. Эти две толстухи высосут у тебя капля по капле всю кровь, так и знай, — с горечью произнесла Нора.
Парни с соседнего столика снова начали смотреть на них и перешептываться. Нора, которая давно наблюдала за ними краешком глаза, наконец не выдержала:
— Пошли отсюда! — решительно сказала она.
— Давай по последней, — в отчаянии попросил он. — По самой последней.
Ему давно не хотелось пить, но он не мог заставить себя встать из-за стола.
— Ни капли больше! — возразила Нора так решительно, что он сейчас же сник.
Фит вынул целую пачку банкнот по одному леву и целую вечность отсчитывал нужную сумму. Под конец он отсчитал и пять левов чаевых для официантки, которая непонятно почему снова расплакалась. На улице они снова прильнули друг к другу. Фит задыхался, его губы начали бессвязно шептать клятвы и заклинания. Наконец она высвободилась из его липких щупалец, чтобы выбраться из этого болота человеческих чувств, не знающих ни стыда, ни жалости, навязчивых и наступательных.
— Уходи! — сказала она. — Уходи, уходи.
— Нет! Я останусь с тобой… А завтра мы поженимся, хочешь?
— Какие глупости ты говоришь! — разозлилась она. — Иди!
Но он не уходил, и она сама побежала и скрылась за грудой каких-то ящиков. Он долго искал ее в темноте, спотыкаясь и сопя, потом упал и с трудом поднялся, потирая ладонью пораненный голый затылок. Фит отчаялся найти ее и остановился.
— Нора! — позвал он жалобно. — Нора, где ты?
Нора молчала. Фит еще долго жалобно звал ее, невидимый в темноте, его голос то приближался, то удалялся.
— Нора! — в последний раз, как утопающий, позвал он.
Нора молчала и глотала соленые слезы. Сейчас она не презирала его, сейчас она снова его любила и прощалась с ним. Наконец машина стремительно тронулась с места, но поехала назад, наскочила на дерево, которое охнуло, как живое. Двигатель заглох от удара, но вскоре опять заработал, машина снова тронулась с места, проехала по декоративным кустам, по лежащим на земле водопроводным трубам и исчезла. Только тогда Нора пошла к гостинице. Администратора не оказалось на месте, она сама взяла ключ и с трудом поднялась на второй этаж. Комната оказалась тесной и жаркой, пахло пылью и канализацией. Но простыни были чистыми. Нора раскрыла окно и легла, не раздеваясь. Чувствовала она себя скверно, ее тошнило, пот заливал глаза. Комната кружилась вокруг нее, как заколдованная. Она встала и с трудом дошла до окна. Ей казалось, что пол уходит у нее из-под ног.
Возле окна ей стало полегче. Дул ветерок, пропитанный запахами реки. Тихо и скорбно шумела листва, река ласкала влажные берега. И неожиданно она почувствовала, как покой властно вливается в ее душу. Мир огромен, жизнь богаче любой выдумки. Прощай, Фит, прощай, ночная мгла! Эту жизнь не может вобрать в себя никто и ничто, она всегда огромнее всех мыслимых понятий.