Рабочее время уже кончилось, а Дончо все не возвращался. Да она и почти забыла о нем — с какой стати он должен был заниматься ею? Он не интендант, не комендант, не секретарь комсомольской организации. Если бы он был хотя бы мужчиной и вчера настоял на своем, они бы оба несли сейчас моральную ответственность. А теперь что ей делать? Куда идти? Кого просить приютить ее? Да и не из тех она, кто просит.
Перед самым приходом Стефки зазвонил телефон, и незнакомый голос спросил простовато и нетерпеливо:
— Стефка, это ты? Или это софиянка?
— Допустим, что софиянка, — сухо ответила Нора.
— Привет! Я как раз тебя ищу… Звонит Пешо… Шофер Пешо, ты меня помнишь?
— Помню! — призналась Нора без воодушевления.
— Послушай, хочешь пойти со мной вечером в кино?
— А что показывают?
— «Одиссея».
— Я смотрела этот фильм еще в детстве.
— И я смотрел… Ну и что из этого?
— Да, ты прав. Послушай, у тебя есть квартира?
— Есть, конечно.
— Я хотела спросить, один ли ты живешь?.. Потому что со мной тут приключилось одно дело.
— Не один, но я все могу устроить.
Он понимал ее с полуслова, даже не удивлялся. Когда она расскажет ему вечером о хозяине, он только презрительно бросит: «На свете полно старых дураков!»
— Ладно. Где ты меня будешь ждать?
Они быстро договорились о встрече. Нора нервно кусала губы. Этот глупец невесть что о ней думает. Но это не страшно, как-нибудь она с ним справится. Только бы он не явился на свидание с этим нелепым платком на шее. Ее совсем перестанут уважать, если увидят с Пешо приятели Саши. А они обязательно ее увидят, городок совсем крохотный. Все в нем без конца встречаются друг с другом. Тем лучше. Она отомстит этим людям, для которых она все равно что пустое место.
Но настроение было скверное, когда она направилась к городку. В довершение ко всему служебный автобус оказался переполненным, ее со всех сторон толкали. Автобус сонно покачивался, на поворотах шофер ловко перехватывал руль своими сильными руками с татуировкой. Нора вышла из автобуса в центре и посмотрела на часы. До свидания оставалось еще много времени. Ничего, прогуляется пока по городку, зайдет в кондитерскую. А потом что? Потом — ничего. Опять полетит, как одуванчик, куда ветер подует.
Рядом раздался лязг тормозов и свист шин. Это был пожелтевший от пыли «газик» начальника. Из него выпрыгнул багровый от негодования Дончо.
— Далеко отправилась? — поинтересовался он. — Я ведь просил тебя подождать!
— Я и ждала, — холодно ответила Нора. — До каких пор можно ждать?
— Раз я тебе сказал, что вернусь, значит, вернусь. Куда ты идешь?
— В кино.
— Господи, в кино! Я сбиваюсь с ног в поисках квартиры, а она отправилась в кино! Хоть бы записку оставила. Где ты собираешься ночевать?
— Не знаю.
Она видела, что Дончо по-настоящему злится.
— Раз не знаешь, подожди немного. Хорошо, что тебя видели, когда ты садилась в автобус. Я без спроса взял машину начальника.
— Большое дело!
— Знаю, что для тебя ничто не имеет значения… Давай, садись.
Нора забралась в «газик».
— А мои вещи?
— Я все забрал, они сзади!.. Ну, что ты за человек!.. Тебе что, до сих пор все с неба падало?
— Почти…
— У нас такого не бывает…
«Газик» понесся по улице. Нора так непринужденно откинулась на спинку сиденья, словно всю жизнь ездила в такой машине. «Газик» подскакивал на неровной мостовой. Дончо продолжал возмущенно говорить что-то, но она уже не слушала его. Она чувствовала радостное облегчение. Чувствовала себя как человек, который упустил автобус, а за ним вдруг прислали самолет. Какая-то старая, давно забытая детская радость снова пробуждалась в ее сердце, словно ей вплели в косички новые голубые ленты и она, немного смущенная, но счастливая, любуется собой в зеркале. Она даже не чувствовала неловкости от того, что Пешо ждет ее перед кинотеатром с двумя билетами в потной руке. Пусть ждет! До свидания, Серый Волк!.. До свидания, маленький белый одуванчик! Я — атомная!
Николай Хайтов
Барабанщик
После захвата здания общины партизанами в день вооруженного антифашистского восстания в Крушице состоялся всенародный митинг. Рассыльный куда-то делся, и некому было перед митингом бить в барабан, чтобы собрать народ. Тогда роль глашатая взял на себя сельский пастух бай Крыстю — бывший военный барабанщик. Люди видели, как он направился, стуча по булыжнику своей деревянной ногой, к сельской площади, и вскоре оттуда разнесся по селу торжественный и тревожный речитатив призыва к атаке. В наступившей после мертвой тишине прозвучал голос старого ветерана: