Грифцов оглядел сгрудившихся вокруг него комитетчиков. Он говорил не очень веселые слова, по говорил бодро, и от этого всем становилось как-то легче.
— Товарищ Антон, — сказал Цацырин, — получилось на моих глазах так, как вы и говорите: на митингах во всех предприятиях появились мало кому известные, но горячие ораторы-меньшевики. Разве рядовые рабочие, те, которые выбирали, могли разобраться на собрании, кто какой линии придерживается? Горячо было, радовались, спешили, поднимали руки, голосовали. Им предлагали: Иванова! — и выбирали Иванова, заядлого меньшевика, которого на выстрел нельзя подпустить к рабочему делу и к революции.
— Вот именно! — сказал Грифцов. — Так и было. Я разговаривал с Хрусталевым по поводу требования Совета вывести войска из столицы и отвести их не менее чем на двадцать пять верст.
— Ни одного казака, ни одного полицейского! — сказала Маша. — Это правильно: тогда мы можем спокойно организовать свои силы…
— Дорогие! — сказал Грифцов и слегка ударил себя по коленям. — Меньшевики требуют увода войск. Предположим, правительство согласилось. Войска отведены на двадцать пять верст. Царь в Петергофе со своими войсками. Неужели, вы думаете, он спокойно будет наблюдать ваши бесчинства, имея под руками огромную армию? В конце концов ему наскучит выслушивать ваши требования, он двинет войска — и все сметет. Не за отвод войск надо бороться, а за переход их на сторону восставшего народа!
Дашенька воскликнула:
— Кто же из нас этого не знает! Но вдруг забыли, забыли… и понимаешь, Антон, почему?
— Конечно, понимаю, — усмехнулся Грифцов, — один вид марширующих солдат вызывает в вас ярость. Но кроме Семеновского полка есть, товарищи, в русской армии другие полки, и прежде всего полки Маньчжурской армии, полки запасных. Запасные разъезжаются по России. Это, товарищи, сила, и, что бы ни было, эти люди не забудут урока, преподанного им на полях Маньчжурии.
— Пускай гвардию уберут отсюда, — сказал Пудов. Высокий, тощий, он возвышался на целую голову над окружающими. — Гвардия на нашу сторону не перейдет. Гвардию и казаков…
— Я бы и на казаков так безнадежно не смотрел, — сказал Хвостов, стоявший у печки. — Брожение началось не только среди солдат, но и среди казаков.
— Вот видите! А Хвостову я верю: сам солдат, солдатскую душу он понимает. Теперь о нашем насущнейшем деле — об организации и действиях боевых отрядов. Нам сказано: не ждите указаний! Работайте сами. Что мы должны сделать? Отлично изучить расположение города, банков, казначейств, полицейских участков, казарм. Мы должны разработать план восстания для своего района и согласовать его с планом восстания, выработанным партийным центром для всего города и для всей страны. Нам нужно найти слабые места у противника, хорошо изучить топографию города. Нам нужно быть готовыми отбить черносотенных громил.
Пересели за стол. Под конец совещания возник еще один вопрос, возник как-то у всех сразу: о введении явочным порядком восьмичасового рабочего дня.
— Товарищ Антон, — сказала Маша, — ведь они добром не дадут. Чего же ждать?
В комнате стало тихо.
— Обсудить по всем цехам и мастерским, — взволнованно предложил Грифцов. — Я полагаю: свою судьбу надо брать в свои руки.
Варвара и Дашенька вышли на крыльцо. По тракту бежали темные фигурки, подбегали к фонарю и с криками и присвистом бросали в него камни. Фонарь разлетался вдребезги. Молодцы пропадали во мраке, бежали дальше, показывались у нового фонаря, через минуту слышался звон, и снова все исчезало во мраке. Там, где был часовой магазин Ханукова, прозвучал выстрел.
— Господин Пикунов со дружками! — сказала Варвара.
— Да, черносотенцы распоясываются!
Близко от себя в темноте Дашенька увидела Варварины глаза и взяла ее под руку. Сейчас, когда в Петербург вернулся Антон, она особенно остро чувствовала печальную судьбу молодой женщины, потерявшей мужа и друга.
Варвара едва слышно вздохнула.
— Что поделать, Варюша… И за него отомстим.
— Сегодня утром дворники убили котельщика Машарина, — заговорила Варвара. — Машарин не передовой рабочий. Он тихонький. Но он честный. Два дворника стояли у ворот. У одного был топор, которым он только что колол дрова. Они схватили Машарина, затащили во двор и прирубили топором. Ведь так и барана-то не бьют, Дашенька, а не то что человека! А на дознании сообщили, что убили потому, что Машарин показался им подозрительным. Их отпустили…
Голос ее дрожал. Помолчала, потом сказала: