11
Грифцову стало ясно, что за ним следят.
Провел одну ночь у Малининых, вторую — в городе, у знакомых, потом у менее знакомых, потом у совсем незнакомых.
Черт возьми, не хотелось бы в такое время!
Когда Горшенин предложил приют в доме Валевского, — уж там-то никто не заподозрит! — Грифцов сказал:
— А что ж, попробуем. Аптекарский остров? Согласен.
Он поселился в небольшой комнате в доме Валевского. Горшенин поместился рядом.
— Молодцы! — похвалил Валевский. — Только, когда станете управлять Россией, не забудьте про мои заслуги.
Засмеялся, и Горшенин засмеялся, Не хотел бы отец, а вот приходится ему помогать революции.
Поздно вечером Горшенин сказал:
— Антон Егорович, господин Валевский хочет поужинать с нами. Как ты на это смотришь?
— А для чего?
— Ему или нам?
— Ему, я полагаю, из любопытства. А нам для чего?
— Нам тоже из любопытства.
— Ничего любопытного твой отец не представляет.
Горшенин не возражал. Действительно, что интересного может найти для себя революционер в фабриканте Валевском? Но, с другой стороны, это враг, с которым рано или поздно придется иметь дело, почему же не познакомиться с ним поближе?
Грифцов читал эти мысли в покорном молчании Горшенина и еще те читал, в которых Горшенин не давал отчета: все-таки отец! Хотелось Лене найти что-нибудь хорошее в отце.
Грифцов отложил перо, обернулся к Горшенину, посмотрел на него:
— Пойдем, Леня, поужинаем. Есть хочется.
— В самом деле?
— По закону природы!
Грифцов вошел в столовую быстро, как у себя дома, и, не ожидая приглашения, сел за стол.
— Заработался!
— Водку пьете? Мой сын не одобряет.
— Пью, но немного.
— Согласен. Сейчас не время. Леня, налей вон из той пузатенькой.
Горшенин налил всем по рюмке.
— Я хочу вас поблагодарить, — сказал Грифцов, — за вашу помощь.
— Какая там благодарность! В вашем присутствии, господа, я чувствую себя преступником. По крайней мере, Леня всегда дает мне понять, что я преступен. Не спорю, жизнь моя не была гладка. Я многого хотел, многого добился, еще большего не добился, моральные каноны в юности взвесил и отверг. И шел в жизни чутьем — как пес. Пожалуюсь — сын невероятно со мной осторожен: не отвечает на самые естественные вопросы, А я интересуюсь… Дали-то, дали российские хочется раздвинуть, больно уж они у нас куцые.
Он говорил долго, присматриваясь к Грифцову, а тот ел ветчину, тушеное мясо, дичь, ел и слушал, не поддакивая, но и не возражая.
— Мою и вашу цель я определяю как общую, — говорил Валевский. — Свержение самодержавия, не так ли? Значит, мы — союзники…
— До свержения самодержавия.
— А дальше разве наши пути разойдутся?
Грифцов усмехнулся:
— Дальше мы — враги. Будем бороться не на жизнь, а на смерть.
Валевский искусно удивился:
— Но если мы понимаем друг друга теперь, почему мы перестанем понимать друг друга потом?
— Потому что мы идем в социалистическую революцию, которая вам не нужна, чужда, которую вы можете только отрицать и признавать за безумие. Следовательно, вы будете бороться против нас…
— Да у вас все очень просто и ясно, — уже по-настоящему удивился Валевский.
— Вам это не нравится?
— Я знаю социал-демократов иного толка; те иначе понимают смысл и значение капитализма. Ведь они тоже социал-демократы?
— Сомневаюсь…
Грифцов кончил есть и откинулся к спинке стула.
— Да, вы человек, который знает, чего он хочет, — сказал Валевский. — Вы — опасный человек… для врагов революции.
— Какое там опасный! Все мы ученики и подмастерья.
— А мастера кто?
— История укажет.
— Уклончив, уклончив…
— Ну-с, позвольте вас поблагодарить за беседу, за ужин…
Грифцов вышел из комнаты так же легко и быстро, как вошел.
Во второй половине ночи в передней раздался резкий звонок.
Грифцов привык отмечать сознанием каждый подозрительный звук и сразу приподнял голову с подушки.
Вслед за звонком стук.
Горничная в легких туфлях прошла в переднюю.
— Кто там?
Ответа Грифцов не слышал. Горничная проговорила:
— Скажу барину!
Побежала, хлопнула внутренняя дверь. Снова длинный звонок, стук, скорее всего, прикладом…
— Так! — пробормотал Грифцов. Натянул штаны, пиджак, надел ботинки.
Дверь в комнату Горшенина закрыта, постучал:
— Леня, тревога! — И быстро пошел по коридору влево: там, в нижнем этаже, была уборная.