Настал наконец ожидаемый день. Все встали поздно, чтобы не очень утомиться к ночи. Приняв ванну, маг и князь нарядились в парадное одеяние, которое прислуживавший слуга вынул из привезенного ими с собой чемодана.
Вместо обычной, длинной и широкой одежды, Сагастос надел белоснежные, узкие, как трико, штаны и короткую тунику такого же цвета, обшитую широкой серебряной лентой, а поверх всего накинул длинный белый плащ, подбитый голубым. На шее, на голубой же ленте, висела пятиконечная звезда, усыпанная драгоценными камнями. Ардеа надел тоже белый и такого же покроя костюм, только туника его была обшита узенькой серебряной тесьмой, а плащ на нем был весь синий. Пентаграмма на его груди висела на тонкой золотой цепочке.
— Это мы из любезности к нашим хозяевам оделись сегодня, как они? — спросил Ардеа, не без удовольствия осматривая в большом зеркале свою красивую фигуру, к которой очень шел этот богатый и оригинальный костюм.
— Нет, мы не настолько любезны, — со смехом ответил Сагастос. — Это наш парадный костюм. Когда предстоит, как сегодня, присутствовать на каком-нибудь торжестве, все одеваются подобным образом.
После обеда вся семья правителя и гости отправились на берег реки. Для большого торжества, им подали открытые, двухместные, защищенные от солнца балдахином носилки, которые несли богато одетые ассуры.
Правитель сел с Сагастосом, Ардеа с красавицей Америллой, а Нирдана с братом. В остальных носилках разместились секретарь и другие сановники.
Весь город был в движении. Радостная и нарядная толпа наполняла улицы, и поезду правителя приходилось с трудом прокладывать себе дорогу.
На Нирдане и ее мачехе тоже были надеты роскошные белые костюмы, покрытые серебряной вышивкой. Волосы, шея и руки украшены были драгоценностями. Более тщательный осмотр, которому подверг Ардеа сидевшую рядом с ним супругу правителя, дал ему понять, что юбка на Америлле сшита из целого ряда разноцветных тканей, тонких, как газ. Это удивительное одеяние переливало всевозможными цветами и волновалось, точно вода под веянием ветерка. Внизу юбка была обшита широкой, тончайшей работы вышивкой, Золотая, усыпанная драгоценными камнями повязка на голове сдерживала покрывало.
Пока Ардеа поглощен был рассматриванием платья своей соседки, Америлла не менее внимательно разглядывала его самого. Чужеземец крайне интересовал ее, и она, истинно женским чутьем, угадывала в нем не совсем обычного человека.
В эту минуту Ардеа поднял голову, и взоры их встретились. Его глубокие и мягкие, серые глаза не имели себе подобных на Марсе, где зрачки отличались яркой и самой разнообразной окраской.
Наконец, любопытство одержало верх, и Америлла, полу-смущенно, стесняясь, спросила:
— Вы не рассердитесь на меня, Ардеа, если я предложу вам один вопрос, который не следовало бы мне, как хозяйке дома, задавать гостю? Я хотела бы знать, откуда вы? В вас есть что-то удивительно странное; по-видимому, вас окружает какая-то тайна?
Ардеа притворился удивленным.
— Тайна? Какая же тайна может окружать скромного ученика Сагастоса?
Америлла улыбнулась и погрозила ему пальцем.
— Не скрытничайте! Тайна — это те особенности, которыми вы так отличаетесь от нас. Я никогда не видала человека такой белизны, как вы, ни волос такого чудного светлого и золотистого оттенка. И потом, эти глаза! Таких глаз тоже никто еще никогда не видел. Скажите мне, кто были ваши родители?
— Увы! Я не знаю этого, — со вздохом ответил Ардеа. — Мне говорили, что я сын мага и круглый сирота. Я рос одиноко во Дворце магии, близ столицы раваллисов. Сагастос всегда покровительствовал мне и вместе с одним старцем воспитал меня. Потом маг сделал меня своим учеником, а по окончании первого посвящения мой учитель сказал, что возьмет меня с собой путешествовать, и мы посетим соседние страны, прежде чем я снова примусь на дальнейшую работу. Вот, благородная Америлла, все, что я знаю о моем происхождении.
— Ваши слова только подтверждают мои подозрение. Но если эта тайна известна одному лишь Сагастосу, то совершенно бесполезно пытаться узнать ее. Эти маги пропитаны молчанием и тайной! — с досадой прибавила она.
— Признаюсь вам, — продолжала она после минутного молчания, — что я сначала приняла было вас за селенита, а потом вспомнила, что они совсем другого цвета и, кроме того, никогда не спускаются в равнины.