— Совершенно как у нас! Недавно еще один из наших заправских астрономов писал, что ваша планета, судя по ее зеленоватому оттенку, густоте атмосферы, близости столь большого спутника, как ваша луна, должна представлять крайне неблагоприятные атмосферические условия, и что она, без сомнения, необитаема. Скромность, очевидно, — добродетель всемирная. Пойдем же, друг Атарва, время подкрепить себя завтраком. Ученик твой спит и проснется не раньше завтрашнего дня, так что тебе нечего о нем беспокоиться, — прибавил марсианин, опуская на всех окнах толстые занавеси.
Для Атарвы, посещавшего Марс во второй раз, все то, что мы опишем ниже, было уже не ново; но читателю, впервые перелетевшему на планету, необходимо дать описание резиденции магов Марса.
Она представляла массу обширных зданий, над которыми господствовали три астрономические башни, колоссальных размеров. Весь этот городок одиноко раскинулся на высокой горе.
Покинув башню, где высадился, Атарва, в сопровождении встретивших его магов, прошел в залу, очень походившую на зимний сад, так как крыта она была прозрачным куполом. Три длинных коридора сходились к этой зале, и каждый из них заканчивался высоким и роскошным лепным портиком.
Громадные окна защищены были от солнца, или вообще от слишком яркого света, синими занавесями из какой-то прозрачной, как желатин, но мягкой материи.
Пола не было, и земля была усыпана тонким, розовым, или золотистым песком; а по бокам аллей были разбиты куртины с разнообразными цветами. Разбросанные повсюду группами кусты и деревья, темно-красным оттенком своей листвы, переходившим в фиолетовый, резко отличались от земной растительности. На обоих концах залы были сложены искусственные гроты из разноцветных камней, между которыми журча струились ручейки и стекали в общий бассейн, где бил большой фонтан.
В тени деревьев были накрыты три длинных стола, установленных аппетитно пахнувшими кушаньями. Посуда была металлическая и, по своей артистической работе, свободно могла соперничать с лучшими образцами ювелирного дела на Земле. Кушанья все были вегетарианские.
В комнате, перед входом в трапезную, собрались маги со своими учениками и адептами. Вошедшего Атарву все дружески приветствовали и тотчас же вступили с ним в оживленную беседу.
Говорили на священном, таинственном языке, основанном на семи первоначальных звуках вибраций эфира — языке универсальном и известном во всех мирах, между которыми происходит обмен звуковых и световых волн; словом, на языке, который знают все "посвященные" высших степеней, и который братски соединяет все рассеянные по бесконечности человечества.
Одеты маги были в длинные и широкие, белые одежды из тонкой шелковистой и мягкой материи, и плащи, подбитые различно. У "посвященных" первой степени плащи были целиком белые, далее шли плащи, подбитые красным, синим, зеленым и желтым. Грудь у всех украшена была звездами, усыпанными драгоценными камнями.
В предшествии учеников и адептов, певших гимн, шествие магов направилось в столовую. Лишь только голова кортежа появилась на ступенях, которые спускались в сад, как из-под портиков показались два других шествие.
Из одной галереи выходили чародеи-ученые, одетые во все красное; из другой — чародеи низших степеней, или, попросту колдуны, все — в черном, с красной звездой на груди. Всякую группу сопровождали ученики, одетые подобно своим учителям, но без плащей.
Каждая секция заняла свой отдельный стол. Ученики, сняв со своих учителей плащи, прислуживали им и только потом заняли места на конце стола. Ели они скромно и молча, не вмешиваясь в разговор.
Атарва сел за стол магов. Сначала разговор шел о подробностях совершенного им страшного переезда. Затем он передал земные новости, которые могли интересовать собеседников, а потом стали обсуждать возможность завязать прямые отношения с Землей.
— Самое трудное будет, это — убедить обитателей Земли, что наш мир населен подобными им, разумными существами, — с улыбкой заметил один из магов.
— Увы! — вздохнул Атарва. — Ты совершенно прав, брат мой! Если бы я даже поклялся, что собственными глазами видел на Марсе похожих на нас людей, которые радость выражают смехом, а горе — слезами, которые подобно им любят, ненавидят, работают, и совершенствуются, они просто объявили бы, что я помешался, и заперли бы меня в сумасшедший дом. Так как, видите ли, если некоторые и допускают даже возможность того, что прочие планеты могут быть обитаемы, то это человечество, по их убеждению, должно резко отличаться от них по форме, обычаям и проч.; словом, это должны быть существа, каких нельзя представить себе даже в воображении.