Николай Гарин-Михайловский
На станции
I
Да, молодой Кобрян талант. В год с небольшим он сделал свою карьеру.
Ясное утро подымалось над безбрежною болотистою равниною. В лучах утреннего солнца таяли последние следы тумана и ярко отсвечивались окна одиноко высящейся станции 4 класса. В то время, как передний фасад здания вместе с чисто подметённой платформой скрывались ещё в тени, задний был весь залит солнцем.
Кобрян проснулся, и мысль, ясная, как тот луч, который весело пробивался сквозь щель его ставни, мысль, что он уже две недели начальником станции, заставила его бодро вскочить и сесть на кровать. Да, это не сон!
Это он, Кобрян, хозяин этой маленькой красивой станции. Эти три комнаты, чистенькие и весёленькие, принадлежат ему.
Кобрян сладко потянулся и начал одеваться. В сапогах, в одном нижнем белье, подошёл он к зеркалу и с удовольствием увидел в нём своё красивое, немного нахальное лицо, свои соколиные глаза, глаза чёрные, гордые, с выражением воли и какой-то дикости.
Кобрян самодовольно вспомнил, что одна городская барышня назвала его глаза иголочками.
«Насквозь!» – прищурился Кобрян и улыбнулся.
Ряд здоровых, красивых зубов сверкнул в зеркале.
Он оделся, напился чаю, надел перед зеркалом слегка на бок свою красивую фуражку, небрежно спустил из-под козырька волной прядь своих чёрных, густых волос и не спета вышел на платформу.
«Да, вот говорили, что он, Кобрян, не сумеет держать себя на высоте своего нового положения» – подумал Кобрян, и задетое самолюбие вдруг заговорило в нём.
«Разве он, Кобрян, по опыту не знает, как ездят на своих начальниках! Разве он это знает для того, чтобы на нём в свою очередь ездили? Ха-ха! пусть кто хочет попробует покататься на нём!»
Кобрян оглянулся направо, налево, точно высматривая охотника потягаться с ним, засунул руки в карманы и тихо, не спеша, с видом человека, который не станет спрашивать у людей, что и как ему делать, пошёл по платформе.
Вся его самодовольная фигура, загнутые фертом руки, особенная манера отворачивать при ходьбе ноги, рассматривание на ходу своих сапог – всё, как будто умышленно, бросало вызов, подмывало окружающих.
– Фу-ты, ну-ты – ножки гнуты! – проговорил вполголоса маленький бедный телеграфист, стоя у окна дежурной.
Молодая телеграфистка, сидевшая у того же окна, не выдержала и фыркнула.
Кобрян поднял голову.
Телеграфист уже успел принять снова невинный вид и своими подслеповатыми глазами смотрел без выражения мимо Кобряна на расстилавшееся перед станцией болото.
Кобрян прищурился и как только мог надменно сказал:
– Г-н телеграфист, не угодно ли вам взять окно на крючок?
– Ветра нет, – нерешительно было запнулся телеграфист.
– Не угодно ли вам взять на крючок, когда вам говорят?! – рявкнул Кобрян.
И сразу, вдруг освирепев, Кобрян уставился дикими, налившимися глазами в маленького телеграфиста.
– Так их, так, – самодовольно прошептал отец Кобряна, тут же на платформе чинивший рыбацкую сеть.
Телеграфист сконфуженно, нехотя надел крючок.
– То-то, – проговорил молодой Кобрян, – у меня не долго накочевряжишься.
– Я не могу, я его сейчас осажу, – вспыхнув, прошептала телеграфистка и громко крикнула: – А вам не стыдно таким невежей держать себя?
– Не стыдно, барышня, – ответил Кобрян, одним прыжком очутившись у самого окна. – Я всякого осажу и на точку поставлю, кто свой нос суёт туда, где его не спрашивают.
– Вот так пристыдила! – фыркнул в свою сеть старик Кобрян.
Телеграфистка растерялась и сконфуженно ответила:
– А, так вы так – хорошо же!
– Очень хорошо! так и запишите, – упрямо ответил Кобрян.
– Вы так и с женой своей будете обращаться? – окликнула ещё раз уходившего Кобряна телеграфистка.
– Я жену свою за косы таскать буду, если она не в своё дело сунется, – ответил, не поворачивая головы, Кобрян.
– Не знаю же, какая дура за вас пойдёт после этого! – крикнула телеграфистка.
«Только не ты», – подумал старик Кобрян. – «При нашем теперешнем положении, за нас любая купчиха из города с руками и ногами»…
– Чего другого, а этого добра хоть отбавляй, – всё по-прежнему, не поворачивая головы, крикнул молодой Кобрян.
– Ну, так вы с этих пор обо мне забудьте! – окончательно рассердилась телеграфистка.
– А, так вы так, – заговорил Кобрян, быстро возвращаясь назад. – Так не угодно ли вам, на основании инструкции, удалиться из дежурной.
Телеграфистка растерялась и съёжилась.
– Я вам не мешаю…
– Не угодно ли выйти! – упрямо настаивал Кобрян.
Хотя Кобрян стоял перед ней непреклонный и твёрдый, но в его глазах, где-то далеко, далеко, другой Кобрян невольно любовался красивой зарумянившейся телеграфисткой. К тому Кобряну и запротестовала телеграфистка на Кобряна – начальника станции.