Были у Вадима и другие странности. Как-то, расчувствовавшись, он спрашивал, может ли он на меня рассчитывать и не предам ли я его? В другой раз мы решили отужинать в ресторане «Арагви». Дело было в феврале 1984 года, мы в то время были обеспокоены здоровьем Андропова. За столом я спросил Вадима напрямик, как ОН?
— Плохо, — коротко ответил он
— Но ещё жив?
— Да, ещё жив, — ответил Вадим и вдруг предложил выпить за здоровье генсека. Мы подняли бокалы и чокнулись.
А на другой день узнали, что генсек умер накануне. Причем Жанна, жена Вадима, сказала Ларисе, что во время нашего застолья в ресторане он знал о смерти, но будто бы «боялся раскрыть государственную тайну». Можно понять его привитую с годами патологическую чиновничью боязнь сказать лишнее слово даже с близкими друзьями. Но как объяснить пренебрежение вековечным православным правилом, по которому за здоровье покойников не пьют?
На американском направлении
Я уже писал, что по работе в ЦК мне много раз приходилось ездить за границу, чаще всего в капиталистические страны. Для этого нередко использовались приглашения участвовать в различных конференциях и других встречах, которые приходили ко мне и лично, поскольку я был известен на Западе, и по линии разного рода международных организаций.
Так было, например, в январе 1981 года, когда по приглашению Конфиндустрии (Конфедерации итальянских промышленников) я выступил на её конференции с докладом об экономическом положении в СССР.
В эти годы побывал я и в других странах. Но главным моим направлением оставалось американское. Речь идёт не только о командировках, но и о деятельности на месте — в Москве. Например, очень часто к нам приезжали видные деятели из этой страны, которые считали своим долгом наведываться в разные высокие инстанции, в том числе и в Международный отдел ЦК. Принимал их, как правило, В.В. Загладин, который приглашал на эти встречи именно меня, а не заведующего американским сектором. Это было логично, т.к. речь шла вовсе не о коммунистах, а о представителях американской элиты. Сам Загладин блестяще владел французским и немецким, но неплохо изъяснялся и по-английски. В переводчике он не нуждался, но часто, когда речь заходила о деталях американской политики, переключал разговор на меня. Хотя по большей части американские гости старались зондировать политические настроения в наших верхах, им приходилось делиться неофициальной информацией о том, куда ведут дело их собственные лидеры. Такая взаимная «торговля» информацией обычно составляет значительную часть любой внешнеполитической работы.
В те годы скончались по очереди три генсека ЦК КПСС: Л.И. Брежнев — в ноябре 1982 года, Ю.В. Андропов — в феврале 1984 года и в марте 1985 года — К.У. Черненко. И каждый раз после очередной кончины Вашингтон присылал на похороны высокопоставленную делегацию, главной целью которой было знакомство с новым советским лидером. В 1982 году приезжали вице-президент Джордж Буш-старший и госсекретарь Шульц, в 1984 году — Буш и лидер республиканцев в сенате Бейкер, в 1985 году Буш привез личное послание М.С. Горбачеву от Рейгана с приглашением посетить США. Буша всякий раз сопровождали советники, которые обязательно заходили поговорить с Загладиным (и со мной).
В Вашингтоне тогда внимательно следили за нашими новыми лидерами, в том числе за состоянием их здоровья. Очень скоро они узнали о тяжелом заболевании Андропова и при встречах постоянно спрашивали, ходит ли он на работу. Аналогичная ситуация сложилась потом с Черненко. Приход к власти Горбачева был встречен с немалыми ожиданиями. Он был сравнительно молод, так что можно было в расчете на него выстраивать и более долговременную политику. А главное — после поездки Горбачева в Англию в декабре 1984 года (ещё до его прихода к власти) Тэтчер доверительно сообщила Рейгану, что «с этим человеком можно иметь дело». От его предшественников Запад не ждал крутых поворотов, и соответственно американо-советские отношения пребывали в застывшем состоянии.
Тем не менее и в эти годы шли взаимные поездки, велись переговоры, шли контакты по линии посольств. Меня с женой часто приглашали на приемы в резиденцию американского посла Артура Хартмана — знаменитый «Спасов-хаус» (на Спасо-песковской площадке), куда я ходил с санкции В. Загладина. Хартман был опытный дипломат с длинным послужным списком. Одно время он был помощником государственного секретаря США по делам Европы, затем послом в Париже и с 1981 года — в Москве. Человек он был общительный, не строил из себя «фигуру высшего пилотажа». У меня с ним сложились хорошие деловые отношения, что иногда помогало проталкивать визы для наших неформальных делегаций, направлявшихся в США. Но не только. Иногда посол отводил меня в небольшую комнату недалеко от гардероба, где передавал информацию, предназначенную для неформальной передачи нашим партийным верхам. Разумеется, ни Загладин, ни я не пытались подменять собой официальные каналы по линии МИДа. Это был один из тех дополнительных каналов, которыми обе стороны пользовались в годы холодной войны, чтобы сократить издержки от неизбежного трения на официальном уровне.