И вот чудо: на прогулке в лесу Нитце с Квицинским нащупали возможность компромисса. В свои столицы они соответственно доложили, но сдвинуть переговоры с мёртвой точки тогда не удалось. На то были разные причины, причем с обеих сторон. Суть сказанного мне Нитце была в его убеждении, что американская сторона была, наконец, готова принять компромиссный вариант, найденный им с Квицинским. Я ответил, что так и передам, хотя не убеждён, что обстановка в Москве сейчас благоприятная для рассмотрения этого вопроса. На том и разошлись.
Я тут же зашёл в наше посольство и сочинил соответствующую реляцию в центр. В то время в отсутствии посла Добрынина старшим на хозяйстве был Александр Александрович Бессмертных, который сначала отказывался отправлять мою шифровку в Москву. То ли он сам не хотел «высовываться», то ли это была обычная ревность МИДа к Международному отделу ЦК, не знаю. Тогда я предложил ему послать мою депешу с его припиской, что он отправляет её по моей просьбе. В таком перестраховочном виде я её прочитал по возвращении домой среди очередной порции шифровок. Конечно, она была расписана по Политбюро, т.е. получила высшую оценку.
Интересно, что эпизод с неформальным общением Нитце и Квицинского послужил поводом для написания неким американским автором пьесы «Прогулка в лесу», поставленной на Бродвее. Через несколько лет в мае 1988 года мы с Ларисой были на этом спектакле во время поездки по рекламе моей совместной книги с известным американским экономистом Гэлбрейтом. Сама постановка такого сюжета в американском театре свидетельствовала о том сдвиге, который за те годы стал намечаться в отношениях двух стран.
Тоби Гати и Ричард Чейни
Если для меня общение с Нитце случилось на закате его карьеры, то с некоторыми другими американцами это было чуть ли не в самом начале их карьеры. Так я познакомился с симпатичной молодой женщиной Тоби Тристер, взявшей фамилию Гати — мужа, эмигранта из Венгрии. Тоби шефствовала над нашей делегацией, которая приехала в США по линии американской Ассоциации содействия ООН. Она неплохо говорила по-русски, и мы подолгу болтали во время турне по нескольким штатам, сидя рядом то в автобусе, то в самолете. Говорили мы о всякой всячине и, конечно, не только о политике. Надо отдать ей должное: Тоби не навязывалась с вопросами о здоровье советских вождей или интригах кремлевского двора. Казалось, она просто хотела подружиться и чтобы мы чувствовали себя комфортно.
Делегацию водили по университетам и другим аудиториям, где мы обсуждали отношения между нашими странами. Делегацию возглавлял Виталий Журкин, в то время директор Института Европы. Ездил в группе и другой цэкист — Виталий Кобыш, зав. сектором Отдела информации. Чтобы между нами не возникало трений, мы разделили темы для выступлений. Мои товарищи больше выступали о взаимных выгодах разрядки, я же взял на себя острую тему ракетного противостояния. Я вёз с собой довольно приличную цифровую базу и часто демонстрировал слушателям таблицу, в которой чётко показывался баланс числа ядерных ракет у обеих сторон. Мои оппоненты подготовились неважно, цифрами не владели и мою таблицу оспорить не могли. Так что в целом мы в спорах выходили победителями.
Не знаю, как расценила итоги этого визита американская сторона, только карьера Тоби Гати после этого пошла по восходящей. Вскоре её сделали вице-президентом американской Ассоциации при ООН, а с приходом к власти Клинтона назначили сначала специальным помощником президента по делам СНГ, а затем заместителем госсекретаря по разведке и исследованиям. Изучая впоследствии её послужной список, я, к своему удивлению, обнаружил в нём ряд высших медалей за особые заслуги в области разведки, в том числе и награду от Агентства военной разведки. Как гласит её официальное резюме, Тоби была в это время «членом высших органов разведывательного сообщества, которые утверждают все оценки разведки, прежде чем они докладываются президенту». Вот уж никогда бы не подумал, что в 1980-х годах был предметом обхаживания со стороны американской Маты Хари.
Мне пришлось встретиться в те годы ещё с одним американским политиком, находившимся тогда на взлете. Это был Дик (Ричард) Чейни, будущий вице-президент при Джордже Буше-младшем. Чейни приехал тогда в СССР в составе делегации американского конгресса, первой ласточки после нескольких лет резкого похолодания при Рональде Рейгане. Хотя в Белом доме оказался тогда республиканец, большинство в Палате представителей по-прежнему удерживала демократическая партия. Соответственно американскую делегацию возглавлял спикер палаты демократ Тип О’Нил, колоритный крупный мужчина с большой шевелюрой и громким голосом. Впоследствии его поймали на каких-то финансовых грехах и свергли с пьедестала, но в то время он считался одним из самых влиятельных фигур на Капитолийском холме. С ним вынужден был считаться сам Рейган, так что, естественно, на него во время этого визита наши власти обращали главное внимание. Республиканец Чейни же был вторым лицом в американской делегации и вёл себя довольно тихо. И вовсе не потому, что не чувствовал за собой силы. Он был в то время главным лицом в комитете по разведке Палаты представителей, т.е. имел прочные связи с Пентагоном и ЦРУ. В середине 1970-х годов он был выдвиженцем тогдашнего министра обороны Дональда Рамсфелда, но при демократе Картере избирался в конгресс, ушёл в относительную тень, где пребывал целых десять лет, пока в 1989 году при Буше-старшем его самого не назначили министром обороны. Но во время того приезда в Москву никто не догадывался о его будущей карьере, и на него обращали мало внимания.