Но эта уступчивость проявилась не сразу. Как свидетельствует сам Горбачев в своих воспоминаниях, при подготовке к Женеве и не намечалось никаких крупных прорывов. В то время это была вполне реалистическая позиция, тем более что личное знакомство происходило впервые. Что касается Рейгана, то не в его интересах было торопиться. В Вашингтоне тогда считали, что груз афганской войны плюс продолжающееся бремя гонки ядерных вооружений в скором времени подорвут Советский Союз и заставят его капитулировать. Так оно в конечном счете и получилось.
Но Горбачев уже тогда, в начале, хотел выглядеть хорошо в глазах Запада, что проявлялось и в мелочах, и в более серьёзных делах.
Например, в связи с поездкой в Женеву была подготовлена специальная программа для Раисы Максимовны, супруги генсека. Горбачев хотел, чтобы она по возможности установила личный контакт с Нэнси Рейган. По этой линии и Международному отделу было поручено помочь организовать в здании Советского представительства в Женеве выставку детского рисунка. Наш референт Виталий Гусенков был придан Раисе Максимовне в помощь, а общее руководство осуществлял Анатолий Черняев. Забегая вперед, скажу, что оба они на этой работе сумели выдвинуться. В начале 1986 года Черняев был повышен до помощника генсека, а Гусенков — до генсековского референта с соответствующим повышением материального и социального статуса. Хотя выставка детского рисунка имела успех, сближения между женами лидеров не получилось. Обе отличались сильными характерами, что мешало им терпеливо выслушивать друг друга.
Но главным препятствием для прогресса в отношениях была, конечно, не неуживчивость высоких супруг. Характерной иллюстрацией может служить кажущаяся на первый взгляд второстепенной история с Красноярской радарной станцией. О ней я впервые узнал из донесений наших представителей в Женеве на переговорах по стратегическому оружию, когда с американской стороны поступил первый протест по поводу строительства этой станции. Поскольку Вашингтон обвинял нас в нарушении Договора по ПРО, на донесении стояла резолюция Горбачева, который потребовал объяснений от соответствующих учреждений. Эта была первая и единственная официальная претензия США к СССР, а затем к России за все время действия договора 1972 года.
По его условиям, стороны не должны были иметь систем стратегической противоракетной обороны, кроме одной, разрешённой нам и расположенной вокруг Москвы. Все остальные радарные станции дальнего предупреждения могли ставиться только по периферии национальной территории и быть обращены вовне. Существовавшие тогда дальние радары прикрывали почти все направления, по которым к нам могли подлететь американские ракеты. Но оставалась довольно большая полоса на севере и северо-востоке, которая не была адекватно прикрыта. По строгим правилам Договора радарную станцию надо было ставить на Крайнем Севере Сибири, скажем, в районе Норильска. Но это намного увеличивало стоимость строительства и эксплуатации станции, и в целях экономии её решили ставить севернее Красноярска, т.е. в глубине нашей территории. К строительству приступили в самом начале 1980-х годов. Американцев, как водится, не предупредили, а они скоро заметили и начали протестовать. Попытки советских представителей урегулировать этот вопрос, сославшись на экономию и отсутствие связи данного радара с противоракетами, не дали результата.
Горбачев оказался в сложном положении. Строительство станции находилось в продвинутой стадии, произведены большие затраты и прекращать строительство не хотелось. Против этого, разумеется, возражал и ВПК. Между тем наличие такого радара ослабляло позицию Горбачева на предстоявших переговорах с Рейганом. Трудно было требовать от США отказа от программы «звездных войн», когда мы сами нарушали Договор по ПРО. Так оно и получилось. Рейган привязался к Красноярской станции и категорически требовал её закрытия и сноса. Без этого, грозил он, никогда не откажется от создания собственной полномасштабной системы ПРО. Его не устраивало ни наше компромиссное предложение о консервации станции, ни обязательство использовать её исключительно в невоенных целях — для слежения за космическими объектами. В конечном счете Горбачев всё же пошел на её уничтожение, но это произошло в 1989 году, т.е. уже при Буше-старшем. История со злополучным радаром затянулась на пять с лишним лет.
Я рассказываю о ней только потому, что во время моего второго приезда в США по делам ООН эта тема постоянно возникала во время доверительных встреч с представителями американской администрации. На этот раз с инициативой таких контактов выступили представители большого бизнеса, в частности Джеймс (Джим) Гиффен, в то время глава частного нью-йоркского банка «Меркатор корпорейшн», занимавшегося торговыми и инвестиционными операциями в Советском Союзе. Юрист по образованию, Гиффен одно время возглавлял крупную металлургическую компанию, но потом сосредоточился на бизнесе с нашей страной и для этого создал свой собственный частный банк.