Борис Екимов
НА СТАРОСТИ ЛЕТ
Нынче, считай всякий день, в пору послеобеденную, провожу я досуг с малолетним внуком Митей. Зимою — санки, снег, лед да сосульки. Потом — под крышу, в доме забавы, пока родители не придут с работы. Летом колготы много больше. «Бигом-бигом…» — командует малыш. Уже подрос он и бегает, словно заводной, устали не зная. «Бигом-бигом… Деда, за мной беги…» А у меня уже возраст немалый. «Догоняй меня, деда…» А еще игры — игры с мячом. Нехитрый, но футбол. А еще: «Колесо катать…» Словом, много всего. За три да четыре часа так упыхаешься, что дым идет. Порой думаешь: «Нет. Надо денек отдохнуть…» Но потом объявляются мысли иные: «Он ведь ждет. И с кем ему еще побегать?..» Ладно уж, поднатужимся. Мальчонке радость, а значит, и мне радость. Тоже дело немалое, на старости лет.
Летним утром на нешумном еще базаре встретил знакомую. Постояли, поговорили: кто — помер, а кто еще живой. Такие наши годы. Потом она спохватилась:
— Пряников забыла купить!
— На сладкое потянуло? — посмеялся я.
— Это — мужу. Он утром в три часа встает, пьет чай с пряниками — и на рыбалку.
— Значит, вы с рыбой.
— Мелочь ловит. Люди берут для кошек.
— Тоже дело, — похвалил я.
На том и расстались.
Но вспомнился другой человек и другой разговор. Но похожий.
Несколько лет назад приладился я летними вечерами ездить в затон, купаться. В поселке меж домами к вечеру душно. Вот и катишь на велосипеде к воде: искупаться, посидеть, продышаться. Там и встретил давнего знакомого. Он рыбачил на вечерней зорьке, ловил всякую мелочовку.
— Я и утром хожу, — рассказал он. — Тоже на зорьке. Ловлю… Люди берут. Для кошек и себе. На мясорубке прогоняют, делают котлеты. Потихоньку на хлеб зарабатываю. Пенсии сам знаешь какие.
Пенсиями нас и впрямь не балуют. Вот старые люди и добывают «копейку». Кто сторожует, кто в огороде, в саду копается, а кому и Дон в подмогу. Вроде все привычно и просто. На первый взгляд… Та же рыбалка… Всякий день вставай и иди. Уже не охотка тебя поднимает, а забота. Какой-никакой, пусть престарелый, но мужик, а значит, добытчик.
— Утром рыбалю и вечером. А еще уткам набираю ряски. Они любят. Услышат, что я иду, сразу: кря-кря-кря… — Он похохатывает, довольный; старый человек, но живой.
— Зимой ставлю жерлицы, на щуку. Летом удочкой. Верхоплавка, ласкирики, красноперки. Жена отнесет, продаст. Вот и на хлеб… Летом, конечно, лучше. Утром идешь раночко. Тихо… Первыми птицы просыпаются, чирикают; потом — кошки, собаки, а потом — алкаши. — Это уже с усмешкой. — Оттуда да отсюда вылазят, страх божий. Тоже — на промысел. А на воде вовсе расхорошо. В камышах уточки крякают. Солнышко выходит. Тихая вода. Просто горит. Утром лучше клюет. Позатот день серушка хорошо брала, да крупная. Килограмма два поймал. Бабке говорю: «До пенсии — далеко. Будет у нас рыбная неделя». С деньгами подбились. Дочке пришлось помочь. Внучок приболел, а лекарства ныне — тыща, — объяснил он.
Пожилой мужик, морщинистый, седой, бывший хуторской тракторист да шофер. Крепкий еще, телом плотный, кубоватый.
— Я на хуторе любитель был порыбалить да на зайчиков по пороше побегать. Но там — некогда. А ныне вот довелось… — вздыхает он, радуясь ли, огорчаясь. Наверное, и то и другое. Но думаю, что радости все же больше: тихое утро, птичьи песни, алое небо… А еще — «дочке можно помочь». Это — тоже дело немалое, на старости лет.
Нынче июль выдался очень жарким. Я не выдержал, уехал к родным, на дачу, в края прохладные, на недельку-другую.
Дальнее Подмосковье, Волга, сосновый лес. Хорошо там дышится, до воды — два шага. Трижды в день купался, плавал: утром, в обед и вечером. Особенно хорошо по утрам. Прозрачная вода, желтый песочек, тишина, спокойные птичьи песни. Искупаешься, посидишь на скамеечке, поглядишь. Место красоты удивительной, если приглядеться. Синий и зеленый простор воды, земли, неба. А какие облака… Особенно по вечерам. Высокие, могучие, сияющие белью вершин. Огромный простор, немереный, завораживающий. Темная зелень лесов, светлая — цветущих лугов, прохлада воды.
Сидишь и сидишь, глядишь и глядишь, забыв о времени.
А как хорошо гуляется в сосновой ли роще, в поле да на речных высоких откосах, где нетронутые цветущие травы источают такой сладкий и терпкий дух, что голова кругом идет.
Родственник мой, хозяин дачи, по возрасту мне ровесник — семьдесят годков. На даче своей он бывает редко. Потому что, несмотря на годы, не оставляет работу. А значит, свободен лишь два дня в неделю. В пятницу вечером ли, утром — в субботу едет на дачу. Машина у него хорошая, но таких, как он, по летнему времени, в Москве — сотни тысяч, и потому в городе и по области дороги забиты. Не езда, а мука. А в день воскресный нужно уезжать к полудню, иначе будешь тащиться и в «пробках» стоять до ночи.