Мнения историков о достоверности сообщения С. Герберштейна расходятся. И. И. Смирнов допускал возможность совместного похода крымского и казанского Гиреев в 1521 г. и писал, что русские летописцы «тенденциозно умалчивают о походе Сагиб-Гирея». Исследователь обращает внимание на запись галицкого летописца об участии в походе 1521 г. «крымского царевича». Летописец не мог назвать Мухаммед-Гирея «царевичем», для него тот оставался законным «царем». А Сагиб-Гирей, которого московское правительство, но признавало казанским ханом, был в глазах летописца лишь «крымским царевичем». По наблюдениям И.И. Смирнова, Сагиб-Гирея называли «царевичем» и другие русские летописцы[104]. А. А. Зимин, напротив, считает сообщение С. Герберштейна об участии в походе казанского хана не заслуживающим доверия и высказывает предположение, что речь шла о «царевиче» Саадет-Гирсе, вернувшемся из Казани в Крым[105]. Источники не дают однозначного ответа на этот вопрос, однако, на наш взгляд, вполне вероятно, что казанские татары участвовали в походе. И Крым, и Казань были одинаково враждебны Русскому государству, Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей поддерживали тесную связь. Крымский хан, который пытался вовлечь в совместный поход все соседние орды, в том числе Астраханское ханство, настроенное к Крыму явно недружелюбно, не мог, конечно, оставить без внимания своего родственника Сагиб-Гирея. К тому же трудно объяснить разорение Владимирской земли, достаточно удаленной от Оки (о чем пойдет речь далее), если сомневаться в достоверности факта совместного крымско-казанского вторжения.
После прорыва через Оку татары разорили «Коломенские места, и Каширские, и Боровские, и Владимирские, и под Москвою воевали»[106]. Опасность угрожала непосредственно столице. «Князь великий вышел из Москвы на Волок и начал собираться с воеводами своими и с людьми», «разослал повсюду за многими своими воинствами», «ожидая к себе силы от Великого Новгорода, а иных из других мест»; по иным сведениям, Василий III отошел в Микулин[107]. В Москве оп «оставил с гарнизоном своего шурина Петра, происходившего из татарских царей, и некоторых других вельмож». С. Герберштейн писал о страшной панике, охватившей население центральных уездов Русского государства. Казалось, повторялось страшное Батыево нашествие, которое еще не изгладилось из памяти народа. «Двадцать девятого июля татары двинулись далее, наполнив все окрестности на широком пространстве пожарами, и навели такой страх на московитян, что те не считали себя в достаточной безопасности в крепости и в городе. При этой суматохе от стечения женщин, детей и других лиц не пригодного к войне возраста, которые убегали в крепость с телегами, повозками и поклажей, в воротах возникло такое сильное смятенно, что от чрезмерной торопливости они и мешали друг другу, и топтали друг друга… В то время в Москве были литовские послы, которые сели на лошадей и пустились в бегство, не видя ничего кругом по всем направлениям, кроме огней и дыма, и считая, что они окружены татарами, они спешили до такой степени, что в один день достигли Твери»[108].
В исторической литературе встречаются утверждения, что Мухаммед-Гирей в 1521 г. пытался осаждать Москву[109]. В действительности же сам крымский хан к Москве не подходил. В окрестностях столицы появлялись лишь отдельные отряды татарской конницы, грабившие села и монастыри. Об этом единодушно свидетельствовали русские летописцы. Никоновская летопись сообщала о намерении татар «скороспешно со всяким безрассудством достигнуть богохранимого града Москвы», но «возбрани им божественная сила, не дала приблизиться им», и татары «возвратишася, далеко до города не дойдя». В Софийской II летописи прямо говорилось, что Мухаммед-Гирей на Москву не пошел, а только послал конные отряды для разорения ее окрестностей: «стоял сам царь на Северке, а воинов распустил, а изгоном иные люди были в Острове, в великого князя селе под Москвою, да на Угреше монастырь сожгли». О том же сообщала Вологодско-Пермская летопись: «Татары под Москвою повоевали, и под Москвою монастырь Николы-чудотворца на Угреши и великого князя село любимое Остров сожгли. А иные татары и в Воробьеве, в великого князя селе, были и мед на погребах великого князя пили, и многие села князей и бояр около Москвы пожгли, а людей пленили. Царь же стоял на едином месте десять дней промеж Северки реки и Лопасни за шестьдесят верст от Москвы» (курсив наш. — В. К.) Галицкий летописец свидетельствовал, что к Москве направился не сам Мухаммед-Гирей, а лишь «царевич крымский», и, появившись в окрестностях столицы «августа в 1 день», «попленил много волостей и сел разорил». Однако и он «до города не доходил за три версты и прочь пошел»[110]. Некоторые летописцы вообще умалчивали о походе татар к Москве и ограничивались записями о разорении «Коломенских мест»[111].