«Наутро в четверг (4 июля. — В. К.) бились до пятого часу дня, полки на полки напускали жестоким крепким боем, и многих крымцев в полках передовых побили. И царь крымский своим полком пришел со всеми людьми да воевод разгромил и людей побил многих». Позднее воеводы доносили, что «бились с царем полтора дня», но «царь их потоптал и разгромил, и многие люди от боя уехали, разметав с себя оружие».
Однако и на этом сраженье не закончилось. Воеводы Алексей Данилович Басманов и Степан Сидоров отступили в близлежащую «дубраву», где стояли «коши полков», и организовали там сопротивление. Они «велели тут бить в набат и в трубы играть, и к ним съехались многие дети боярские и боярские люди, и стрельцы, тысяч с пять, с шесть». Крымский хан «к ним приступал со всеми людьми и с пушками, и с пищалями до вечера». Но воевода Алексей Данилович «тут от царя отсиделся, из луков и из пищалей многих татар побили».
Между тем основные силы русского войска во главе с царем Иваном IV уже приближались к Туле. От захваченных в плен «детей боярских» Девлет-Гирей узнал, что «царь и великий князь на Туле, а чают его на царя приходу, и крымский царь пошел назад наспех и назавтра перелез Сосну». В действительности же Иван IV пришел в Тулу лишь б июля. Главные силы русского войска в боях с крымскими татарами на этот раз участия не принимали. Преследовать крымского хана было бесполезно. Во-первых, «бон был от Тулы за полтораста верст», и к тому же «пришла весть от подъезщиков, что царь крымский идет в отход наспех по семидесяти верст на день».
Отряд же Ивана Шереметева понес очень тяжелые потери. «На бою убили и взяли детей боярских триста двадцать человек (по другим сведениям — даже 2000!), а стрельцов 34 человека, а боярских людей пять тысяч». Впрочем, «воеводы все, дал бог, здоровы». Однако, несмотря на потери в войске Ивана Шереметева, правительство расценило действия воевод «от ноля» как удачные. Вернувшись в Москву, «жаловал государь воевод и детей боярских, которые бились с крымцами». Это и понятно. Войско Ивана Шереметева встретилось с врагом, превосходившим его, но численности, нанесло ему большой урон и, в конечном итоге, укрепившись в «дубраве», выдержало все приступы крымского хана. Большой удачей явился захват ханского «коша». Потеря 60 тысяч копой была невосполнимой утратой для крымских татар. К тому же энергичные действия воевод помешали крымцам захватить добычу и пленных. Летописец специально отметил, что Девлет-Гирей «возвратился в Крым, нимало не вредя Русской земле, побежал восвояси». Показательно, что уже 7 июля Иван IV вернулся из Тулы, оставив воевод в Туле, Михайлове и Одоеве. Видимо, в Москве считали, что серьезная опасность «украине» больше не угрожает[285].
Впрочем, и в Крыму, вероятно, не сомневались в том, что поход закончился полной неудачей. Крымское войско не смогло до конца сломить даже сопротивления «легких воевод». Ни одна из возможных целей похода не была достигнута. Девлет-Гирею не удалось прорваться к Оке, чтобы военной силой подкрепить свои требования «поминок». Не удалось ему захватить добычу и пленных, что могло бы в какой-то степени оправдать в глазах крымских феодалов безуспешное вторжение в русскую «украину». Неудивительно, что Девлет-Гирей объявил о подготовке нового похода. В октябре «полонянники выбегали из Крыма к царю и великому князю и сказывали, что царь крымский готов со всеми людьми, а быти ему на украины». Иван IV поставил «на берегу» 5 полков, но сам в поход не выступил[286]. В конце концов, Девлет-Гирей так и не решился на новое нападение: урок, только что полученный им, оказался поучительным. Вместо войска хан послал гонца с миролюбивым посланием. В октябре в Москву приехал ханский гонец с грамотой, в которой объяснял нападение на русские земли простым недоразумением: хан-де «пошел на Черкасы, и учинились ему вести, что царь и великий князь послал рать свою на Крым, и он пошел навстречу», оттого и произошла битва. Хан предлагал обменяться послами, или если Иван IV не захочет, то хотя бы «гонца к ему послать». Еще более откровенно писал один из ханских сановников, Сулеш-князь. Он советовал, чтобы «царь и великий князь со царем крымским похотел мира, а прошлого бы не номинал». Гонец «дьяку великого князя Ивану Михайлову от Сулеша-князя бил челом, чтобы промеж государей добра похотел, чтобы стало доброе дело, а кровь бы промеж государей на обе стороны унялась»!
Подчеркивая желание хана «мириться», татары отпустили «на окуп» из Крыма двух пленных детей боярских — Ивана Трофимова и Богдана Шелонина. От них, кстати, в Москве стало известно о тяжелых потерях, понесенных крымским войском во время похода: «Иван и Богдан сказывали, что у царя у Крымского на бою воеводы боярин Иван Васильевич Шереметев с товарищами побили многих лучших людей, князей и мурз и ближних людей; и бесчестие царю и убытки, сказывают, в том, что кош у него взяли, те лошади на украину увели, а на бою с ними русские немногие люди бились и нобили у него многих людей: хотя их-де царь разгромил, а которые в дубраве сидели, и тех взять не мог, и назад наспех пошел, опасаясь царя и великого князя прихода на себя». Московское правительство заняло в переговорах твердую позицию. В Крым поехал посол с грамотой, «а писал государь к царю крымскому, вспоминая все его неправды»[287]. Оборона «крымской украины» еще раз доказала свою прочность и надежность.
285
РК, стр. 149–151; ПСРЛ, т. 13, стр. 256–258; т. 20, ч. 2, стр, 560–562; т. 21, стр. 654; т. 29, стр. 238–239; т. 31, стр. 132–133.