— Он… постарается тебя выжить! Полицмейстер… — смущенно пробормотал Митя.
— Не допустить, чтоб я и правда тут начальствовал. — с некоторым даже удовольствием возразил отец. — Лишить подлинного влияния на дела службы в губернии. — и после недолгого молчания добавил. — Они все этого желают. Просто господа из жандармской, железнодорожной и порубежной службы несколько умнее. Но и выживать будут, не без того… — глаза его азартно блеснули.
Таким вот… хищным, Митя видал отца только, когда тот служил в Москве. Потом, в Петербурге, он просто перестал заглядывать к нему на службу. Не comme il faut светскому человеку интересоваться всякими мазуриками.
Они еще постояли на крыльце, глядя как троица нижних чинов таскают из кузова паротелеги ящики с бабайковской водкой. Крутившийся рядом пристав украдкой сунул бутылку в карман галифе. Для собственного удовольствия или к полицмейстеру понесет, на освидетельствование?
— По крайности, сегодня на меня донос не напишут. — провожая эту бутылку взглядом, хмыкнул отец.
Митя смутился: а ведь и впрямь, окажись там вода, написали бы, сразу же.
— Здешний сыскарь… из Кровных… Симарглыч, княжич Урусов… Не слишком жалует полицмейстера. Особливо с сегодняшнего дня… Ты только сразу его не ищи, пусть отоспится.
Брови отца дрогнули, а лицо озарилось улыбкой.
— Спасибо, сын… — он неловко, будто украдкой коснулся Митиной плеча… — Ну… ступай… домой… Свенельд Карлович проводит и… — он лукаво усмехнулся. — Уверен, тебе понравится сюрприз! Меня рано не ждите, я тут… пока не опомнились… — он потянул тяжелую створку и уже ступая в проем, оглянулся. — Может быть потом… мне… ты все же ответишь на вопрос, что задал полицмейстер? — и скрылся за тяжко ахнувшей дверью.
Митя принялся медленно спускаться с крыльца. Глупо рассчитывать, что отец разрешит отмолчаться. Надо придумать ответ… умный. Потом. Когда доберется до нового дома. Сейчас все силы уходили на то, чтоб под устремленными на него взглядами провинциалов держаться в седле как подобает: прямо, не сворачиваясь в комок. И двигать рычагами, а не засыпать, норовя ткнуться в них носом.
Глава 8
Снова дом, немилый дом
Вслед за паротелегой Митин автоматон проследовал на центральный проспект. Открывшееся зрелище даже ненадолго подбодрило. Мостовая на проспекте, прозванном Екатерининским, оказалась неожиданно изрядной — плоские, подогнанные друг к другу булыжники. Паротелега лавировала меж телегами простыми, фырча паром и подпрыгивая на стыках. Ржали лошади, кучера колясок грозились вслед кнутами. «Все же колесная конструкция изначально ущербна», — думал Митя, когда его паро-конь, мягко шипя, переставлял литые копыта, а седло лишь едва покачивалось, как колыбель младенца. Митя ловил восторженные взгляды мальчишек в гимназической форме, и держать осанку стало почти легко. Перед глазами только плыло иногда.
Митя подогнал автоматон, и не обращая внимания на хмурые взгляды Ингвара, поехал рядом с паротелегой.
— Там строится Горное училище! — перекрывая фырчание двигателя, прокричал Свенельд Карлович, указывая на «пеньки» стен перед монументом Ея Императорскому Величеству Екатерине II Одинсдоттир.
Проспект весь напоминал строительную площадку. Митя хотел бы скривиться, но… живая суета, перекличка сотен голосов — далеко не все на росском — невольно сообщали чувство приподнятости. К окнам магазина под вывеской «ВЂнскій шікъ», приникло несколько разновозрастных дам и девиц. Завидев Митю, все они смолкли… а потом снова зашептались, теперь уже не сводя глаз с приближающегося автоматона. Копыта паро-коня звонко стучат по брусчатке, профиль всадника чеканен и неподвижен… Глаза пришлось скосить так, что еще чуть-чуть и черепную коробку изнутри разглядит. Очаровательные, почти парижские шляпки дружно повернулись ему вслед. Среди девиц были прехорошенькие! Ингвар фыркнул так, что заглушил мотор паротелеги, и посмотрел на Митю неодобрительно.
Из следующей лавки пахнуло пряным табачным запахом, а в витрине… в витрине «Депо табаку» вычурно одетый коричневый арапчонок — ростом с локоть — деловито скручивал, обрезал и раскуривал сигару, задумчиво пуская кольца к потолку.
— Голем. — улыбнулся Свенельд Карлович. — Только маленький. Раввин Холмский, главный каббалист Полякова, выдал младшую дочь за сына Фельдмана. Големчик — из ее приданого. Говорят, доход лавки вырос вдвое.