В 1914 году, когда в очередной раз отец уехал на Камчатку, началась война с Германией. В ту пору мне исполнилось девять лет. Брат Михаил был в найме, сестры — тоже. Мать смотрела на меня глазами надежды. Я стал для нее вторым хозяином дома и первым помощником в добыче дополнительных средств для пропитания.
— Помогай, Алешка, помогай, иначе голод к нам придет.
Своим поведением и наставлениями — где, что и как можно достать — она готовила меня к трудной борьбе с голодом. Я готов был идти на любые лишения и трудности, чувствуя себя совершенно взрослым человеком. А как же иначе? Проводив мать на работу, я запирал братишку в доме и убегал на самые уловистые места Кубани. Их надо было занимать с восходом солнца. Ловил раков раколовками, а сомов — на закидные удочки. К полудню сумка наполнялась раками и рыбой, улова хватало на обед и ужин без копейки затрат. Лишь бы хлеб... Но были и дни неудач. На «мои» места приходили взрослые, сильные ребята, прогоняли меня, и я должен был возвращаться домой с пустой сумкой. Нет, мать будет огорчена и потеряет веру в меня. Хватаю мешок и бегу на консервную фабрику, вырабатывавшую «раковые шейки». Там работала моя старшая сестра Мария. Она подсказывала, где надо брать свежие крупные раковые «тулупы». Набираю их целый мешок, легких, как пух, и спешу домой выбирать из них остатки рачьего мяса и варить суп. Мать замечала на мне синяки от драки за уловистые места, понимала мою досаду, но ни о чем не расспрашивала, а лишь предупреждала:
— Никому не жалуйся, ябедник — царю угодник, а ты в народ верь.
День ото дня война с Германией все больше и больше утяжеляла жизнь простых темрючан. Угоняли на фронт сначала молодых парней, потом мужиков среднего возраста, за ними пожилых. Прекратилась работа темрюковского порта, захирел рыбный промысел, опустели хлеборобные поля Тамани.
Как-то осенью 1916 года я встретил Гришку Рыбалко. Он остановил меня. Высокого роста, усталый, рубаха и брюки на нем обвисли, а руки с длинными почерневшими пальцами казались мне огромными баграми. Гриша работал в типографии наборщиком и печатником. Про него говорили в городе:
— Рыбалко — парень с золотыми руками.
Он был ровесник моему брату Михаилу, дружил с ним и ко мне относился хорошо.
— Приходи, — сказал он, — завтра вместе с Михаилом в типографию. Можно подработать.
— Что за работа? — спросил я.
— Типография утром и вечером печатает листовки о положении на фронте. Надо распространять их. Я попрошу заведующего типографией Андрея Дмитриевича Карпузи, чтобы он разрешил допустить вас к этому делу.
На следующее утро Михаил и я пришли в типографию.
— Ну вот и хорошо, — сказал Гриша. — Вот вам по 200 листовок. Цена две копейки. Надо только работать проворнее, громче выкрикивать главные новости и обязательно пробежать Солдатскую слободку и Пески, там много солдатских семей.
Получив «груз» телеграмм-листовок, мы отправились тут же в путь.
В марте 1917 года в Темрюк пришла весть об отречении Николая II от престола. Эту весть отпечатали отдельной листовкой и вручили нам разносить ее по городу. И только теперь Гриша раскрыл перед нами секрет: Андрей Дмитриевич Карпузи не владелец книжного магазина и типографии, как думают о нем горожане, а выполняет задание партии большевиков, он член РСДРП. Карпузи еще в 1906 году был прислан в Темрюк и по заданию Донского комитета РСДРП организовал здесь подпольную организацию из революционно настроенных рабочих и служащих. Заодно Грина признался, что он тоже подпольщик.
Несколько позже я узнал, что в группу подпольщиков-большевиков в Темрюке входят: Спиридон Новицкий (впоследствии мой поручитель при вступлении в партию в 1924 году), Терентий Ружицкий (наш сосед и тоже мой поручитель), Андрей Швыдкой, Сергей Ковалев, Аким Швецов, Лаврентий Благодарный и Тимофей Курлов. Всех этих подпольщиков я хорошо знал в лицо, они часто встречались с моим отцом в нашем доме.
Вернулся с Камчатки отец. Как-то за ужином я намекнул ему о подпольщиках. Он посмотрел на меня строго и ответил:
— Держи язык за зубами, не то худо будет, — и прогрозил деревянной ложкой.
— А что же ты, папаша, остался в стороне? — добивался я.
— Что, что?.. Остался в стороне... Я же, как пень, неграмотный, таких не берут.
Рыбалко снабжал нас не только телеграммами с фронта, но и большевистскими листовками, которые мы расклеивали на домах и заборах.
Установление Советской власти в Темрюке затягивалось. Сюда, как мухи на мед, повалили белое офицерство, дворянство, духовенство, знатные чиновники из Петрограда и Москвы, из других городов России. Беглецы быстро нашли общий язык c темрюкской буржуазией и зажиточными казаками. Кубано-черноморский край становился центром «русской Вандеи». Весть об Октябрьской социалистической революции пришла сюда с опозданием и скрывалась от народа. Офицеры и кадеты готовили заговор.