— В самом деле приведите! — горячо подхватила Черная Роза. — Вы ведь придете к нам? Непременно приходите…
— Приду, — буркнул, влезая в конку, Коля, польщенный приглашением, но втайне сомневаясь в его искренности: верно, хотят загладить сорвавшуюся невольно обидную для него кличку «юнец».
Прошло более недели. Балмашев не приходил. Наверное, забыл адрес, решил Коля, которому надоело высиживать вечера дома в напрасном ожидании.
Но Балмашев зашел неожиданно часов в десять утра в праздник, когда хозяйка была у обедни. Коля сам открыл дверь и провел гостя к себе.
— Славная у вас комнатушка, — одобрил Балмашев. — И окошко в сад, а оттуда через забор на другой двор. Жаль только, что ход не отдельный.
Он бросил фуражку на стол и, взяв Колину гребенку, стал расчесывать рассыпавшиеся волосы перед стенным зеркалом, где оснеженный край соседней кровли отражался серебряным гробом, покрытым синим воздухом. Роговой гребень потрескивал невидимыми электрическими искрами.
— Я принес вам кое-что почитать, — вынул Балмашев из кармана шинели какую-то смятую тетрадку. — Только не засыпьтесь. Это нелегальная литература. Будьте осторожней с ней. Можете дать почитать своим товарищам, самым надежным, которые не выдадут. Я к вам зайду через недельку.
В полутемной, пропахшей нужником передней перед тем, как пролезть в обитую войлоком дверь, Балмашев обернулся и сказал неожиданно:
— Зайдем как-нибудь вместе в гости к девчатам. У них весело. Сыграем на гитаре, споем.
Коля был разочарован. Он думал, что Балмашев, как Васильев, обстоятельно побеседует с ним, проверит его знания. А вместо этого он запросто занес ему нелегальную литературу, как какую-нибудь обычную книгу для чтения!
Измятая тетрадка, вроде общей, только без клеенки, со слипшимися глянцевитыми страницами, исписанными печатными от руки лиловыми буквами, такими же, как на листовках комитета сношений. Вместо заголовка стоит: «Отчего студенты бунтуют?», но фамилии автора нет ни в начале, ни в конце. Коля два раза подряд, боясь пропустить хоть слово, перечел тетрадку. В комнате одному не сиделось, тянуло пойти и передать другим то, что он только что узнал сам. Спрятав тетрадку в верхний карман куртки, Коля вышел на улицу. Ему вдруг стало (как после встречи с ней) радостно и чуточку жутко: словно что-то огнеопасное, взрывчатое запрятано на груди у сердца. Вот-вот само возгорится и разорвется от неосторожного движения.
Проходя мимо щеголеватого околоточного на углу Немецкой, Коля злорадно усмехнулся. Вот бы всполошился, если бы узнал, что у него в кармане! Засвистел бы в болтающийся аксельбантом свисток, переливчатым горохом призывая на помощь постовых городовых, и, вырвав револьвер из кобуры, кинулся бы в погоню за ним. А он, не оборачиваясь на тревожные свистки и предостерегающий выстрел вверх, нырнул бы в густую толпу гуляющих и, шмыгнув в знакомый проходной двор, одурачив преследователей, вышел бы как ни в чем не бывало на площадь к театру!
II
Под строгим секретом Коля дал брошюру Загрубскому, а потом одному знакомому по кружку Ильина семикласснику. Балмашев зашел еще раз, но и второй его приход был так же мимолетен, как первый. Он не стал разговаривать с Колей о прочитанном, а просто взял брошюру и дал вместо нее другую, печатную, потолще. Это был роман Степняка-Кравчинского «Андрей Кожухов». Коля начал читать его тут же после ухода Балмашева и не смог оторваться, пока не дочел до конца — часа в два ночи. И еще с полчаса в волнении прошагал по комнате, не скоро заснул и спал плохо: в сумбурных кошмарных снах ему мерещилось, что он участвует в каком-то террористическом заговоре.