А сам поворачивался на другой бок и тут же засыпал снова.
В таких случаях приходилось принимать решение самому. Морозов делал это уверенно, со спокойным сознанием моряка, облеченного доверием капитана.
Ох и тягостны же вы, последние минуты штормовой вахты! Чего только не передумаешь!..
Дверь звучно хлопнула. В рубку вошел матрос.
— Товарищ вахтенный штурман! — обратился он к Морозову. — Разрешите стать в руль?
— Сменяйте, — бросил Морозов.
Он облегченно вздохнул и оперся обеими руками на оконный поручень. Скоро сменят и его.
Молодой штурман увидел на стекле свое отражение: довольную улыбку, выделяющую мягкие ребячьи ямочки на щеках и подбородке, — и нахмурился. Ох, уж эти ямочки! Сколько они доставляли ему огорчений! И в мореходке, и на траулере. Ямочки на розовых крепких щеках Морозова постоянно вызывали шутки товарищей. Желая казаться взрослее, он держался не по возрасту серьезно, даже сурово. Напускная юношеская солидность привела к тому, что из всего командного состава траулера лишь самого юного, третьего штурмана все звали по фамилии — «Морозов», а иногда и несколько официально — «товарищ Морозов».
Морозов мог часами стоять у окна, любуясь бушующим океаном. Бесконечно разнообразными казались ему прыгающие на палубу волны, кружевные разводы пены на склонах водяных гор и особенно шум бури. В нем слышались отчаянные человеческие голоса, далекие раскаты пушек, рев неведомых зверей и детский плач…
— Где капитан?
Морозов обернулся на голос. В дверях стоял радиооператор Мерцалов. Озабоченный взгляд его скользнул по рулевому, Морозову.
— Где капитан? — нетерпеливо повторил он.
— Степан Дмитриевич отдыхает. — Морозов нахмурился. В настойчивости радиооператора он увидел посягательство на авторитет вахтенного штурмана и строго выпрямился. — Что у тебя?
— SOS принял, — бросил Мерцалов.
И скрылся за дверью.
В каюту капитана он вошел без стука.
— Степан Дмитриевич!
Капитан приоткрыл глаза и недовольно поморщился.
— Да?
— SOS принял.
— SOS? — Степан Дмитриевич сел. Нащупывая ногами стоящие возле диванчика туфли, он смотрел в вытянувшееся лицо радиооператора. — Кто передает?
— «Гертруда». Судно потеряло ход и дрейфует недалеко от нас, на зюйд-зюйд-весте.
— На какой волне приняли SOS? — спросил капитан.
— На шестисотке.
— Так, так! — протянул капитан. По международным морским законам волну шестьсот метров могла занимать лишь рация гибнущего судна. — Держите связь с «Гертрудой». Уточните координаты, какая необходима помощь.
Натягивая на ходу китель, Степан Дмитриевич крупными шагами прошел в ходовую рубку и остановился у медного раструба переговорной трубки. Дунул в него.
— Слушаю, — ответила трубка.
— Сколько оборотов? — спросил капитал.
— Подрабатываем помалу, — беспечно сообщила трубка. — Держу на восьмидесяти.
— Прибавьте, — коротко приказал капитан. — И поднимите старшего механика. Доложите ему: приняли SOS.
Степан Дмитриевич прошел к столу и склонился над разостланной Морозовым картой. Молча проследил он за тонкой карандашной линией, показывающей курс и местонахождение траулера, и, не глядя на ожидающе подтянувшегося Морозова, бросил:
— Сдашь вахту, оставайся со мной.
Пока Морозов сдавал вахту старшему помощнику, Степан Дмитриевич прошел в радиорубку.
Мерцалов плотно сидел в кресле, прикрепленном к полу медной цепочкой. Рука его привычно стучала ключом радиопередатчика.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил капитан.
— «Гертруда» идет под ирландским флагом, — Мерцалов сдвинул наушники. — Порт приписки Галифакс. Владелец парохода компания «Меркурий». Место назначения Шпицберген.
— Так, так! — Степан Дмитриевич опустился в стоящее за оператором свободное «капитанское» кресло. — Название парохода немецкое, флаг ирландский, порт приписки канадский.
— Международный капитализм! — улыбнулся Мерцалов.
— Запросите «Гертруду», что у нее за повреждения? — сказал капитан, не принимая шутки. — Да поточнее.
— Запрашивал. — Мерцалов запнулся. — Разве договоришься одними сигналами? Английского я не знаю…
— Переходи на телефон. — Степан Дмитриевич оглянулся на стоящего в дверях Морозова. — Заходи.
Морозов втиснулся в загроможденную аппаратурой и двумя креслами маленькую радиорубку, вытер блестящий от пота лоб и старательно надел наушники.
— …«Гертруда» потеряла ход в первый день шторма, — медленно переводил он. — Грот-мачта рухнула, разбила катер и сорвала запасную антенну. Поэтому радиосвязь крайне ограничена. Утром волны сорвали шлюпку. Крен достиг двадцати двух градусов, на размахе доходит до шестидесяти. Обледенение притопленного борта угрожающе растет. На пароходе имеются раненые и обмороженные. Капитан «Гертруды» просит снять команду. — Морозов выжидающе посмотрел на капитана. — Все.